— Мы и совсем не хотели бы этого делать, — сказал Головач. — Но такие, как ты, стервы, жить мешают…

— Да что ты с ним споришь, Савелий? — не выдержал я. — Дай ему ружье, он очень коротко тебе скажет.

Андреев откинулся на подушку и сразу же поднялся опять.

— Вот что, милые мои, — сказал он серьезно, и серые глаза его заблестели. — Мы с вами люди случайные в смысле встречи. Можно так и расстаться. Вы просто не заметите, понимаете или нет? — не заметите, когда я уйду. Конечно, вам пришлось немного б…бояться и — я готов в…возместить, так сказать, убытки.

Он быстро снял пимы, сунул руку в чулок.

— Тут вот пятьсот рублей и… триста иен… Валюта! Расстанемся спокойно и… извините за шум.

Тугая пачка денег полетела на стол. Он встал и уверенно двинулся к порогу, но я заслонил дверь. Он покачнулся, глядя не то с удивлением, не то с испугом.

— Эт…то что же з…значит? Мало?.. Ну, друзья… — и, словно ища поддержки, оглянулся на Савелия.

— Сядь сейчас же! — закричал тот, побагровев. — Сядь или я тебя пристукну, зверь!

— Ах, вот что! — изумился Андреев. — Смотрите, можно потом пожалеть.

— Молчать!

— Хо! Эт…то я еще юнкером слышал. Только г…голос у тебя слаб.

Савелий сел к столу. Губы его дрожали, скошенные глаза остановились, он словно целился шпиону в висок.

— Ты, сука, отвечай, пока с тобой честью говорят.

— Я м…между прочим, немного радист, — сказал Андреев спокойно. — Там… прежде чем рее п…поломать, успел сигнальчик пустить., Ха-ха… по эфиру… Как это сказано: ночной эфир струит зефир?.. Так вот… подождите пару деньков, здесь оч…чень близко граница.

— Будь спокоен, мы встретим их, как надо, — сказал я. — Отвечай-ка на вопросы.

Он присел на койку, оперся бородой о ладонь.

— Может быть, повторить? — спросил Савелий. Голос его звенел.

— Нет, не надо… Собственно, что вы хотите знать? Да… нарушитель границы — что еще?

— Зачем приходил?

— Неужели непонятно? Просто люблю большевиков. Славные люди… надо же им помочь?.. Ну, что вы будете делать дальше?

— Передадим тебя в погранотряд.

Он побледнел. Он хотел засмеяться, но только закашлялся, чтобы скрыть неудачный смех.

— Артист, — сказал Савелий. — Такие раньше на ярмарке кривлялись.

Илья перестал кашлять, щеки его побелели.

— Вы не имеете права, слышите, не имеете права убить меня! — закричал он, опять багровея, раздувая синие вены на лбу. — К чему эта комедия?

— Мы и не собираемся убивать.

— Но я убегу… все равно убегу…

— Мы запрем тебя в трюм…

— Хорошо, — согласился он весело. — Там сложен лес. Неплохой будет костер. Две щепки, двадцать минут работы, вот и огонек…

Это в первый раз он говорил честно.

— Запрем-ка, Савелий, каюту, — предложил я. — Обсудим.

Он крепче задраил иллюминаторы и вышел вслед за мной. Мы остановились у поручней, на том самом месте, где месяц назад прощались с ребятами, где Павел Федорович сказал:

«Главное, вы думайте, что мы все время вместе, мы ведь мыслями своими все время будем на корабле…»

— Дело серьезное, — сказал я Савелию. — Надо крепко обсудить…

— Хорошо. Помолчи. Я подумать хочу…

Мы стояли у поручней, глядя на берег, задернутый полдневной синевой. Спокойно и радостно светился снег на вершинах, все было прежним опять.

Савелий поднял голову. Я заметил, как уменьшились и почернели его зрачки.

— Если закрыть его в каюту, убежит, — сказал он. — Откроет иллюминатор и убежит. В трюме — сам сказал — пожар устроит. Это у него нечаянно прорвалось. Есть такая пакость на земле — скорпион… Я в Индии видел, вроде паука, он себя самого убьет от злости… Вот если закрыть рубку штуртроса или в канатный ящик! Замерзнет, ведь железо кругом. Куда еще? Некуда. Значит, остается одно… В машину ведь тоже нельзя его пустить? А при себе держать — не усмотришь. Потопит судно и удерет… Однако это правда, Алеша, что мы не можем его… не имеем права: потому что мы не суд?

— Нет, мы имеем право, Савелий. Что мы здесь — шаромыжники? Бродяги? Это наша родная земля.

Он спросил еще тише:

— Значит?..

— Да, — сказал я.

— Тогда нужно сжечь деньги, при нем сжечь, — пусть не подумает, что мы грабим.

— Верно. Мы сожжем деньги… И надо сделать все по порядку, с бумагой, пусть он подпишет бумагу сам…

Головач задумался.

— Сегодня вечером… Я думаю, ждать не надо. Может, и вправду ему подмога идет?

Он открыл дверь каюты. Андреев сидел у стола, перебирая игральные карты.