— Все, что было в прошлом, забудем, — сказал Аничкин.

— Посмотрим, — уклончиво сказал Балягин.

Аничкина взорвало, но он собрал всю волю, чтобы сдержаться. Терпение, бывший минер, терпение!

— Посмотрим, — в тон Балягину повторил Аничкин.

Таков был этот короткий разговор, разговор без угроз, без напоминаний о прошлом, без призывов стать на правильный путь.

— Крутой характер, самолюбивый, — сказал Аничкин Анисимову, когда Балягин вышел. — Надо помочь. Но без спешки, продуманно. И знаете что? Пойдем на известный риск — попробуем лечить смехом.

Через неделю Балягин вступил в пререкание со старшиной. Получил наряд вне очереди. В личное время, когда никого в помещении не было, притащил ведро с водой, тряпку. Закрыл дверь, чтобы не было «наблюдателей», и принялся мыть пол.

— Давай, давай, братишка, — просунулся в дверь балагур Блохин. — Надраивай, я люблю, когда чисто, уютно и мухи не кусают.

Балягин запустил в него мокрой тряпкой, но тот успел увернуться.

Ничто так не влияло на Балягина, как шутка, ирония, смех. Стараясь не подавать виду, что шутки сослуживцев бесят его, он мысленно давал слово вести себя так, чтобы выбить почву из-под ног остряков.

Долго держался. Но однажды произошел срыв. Вернулся из городского отпуска вовремя, доложил, что все в порядке. А на койке, в укромном уголке, «раздавил» четвертинку.

Утром узнал: рота поднималась по тревоге, а он, Балягин, спал беспробудным сном.

— Построились мы, у всех лица серьезные, — рассказывал ему Анисимов, — а как увидели тебя, услышали твой храп — за животы похватались…

Балягин покраснел, отвернулся. А потом, улучив удобный момент, подошел к Анисимову.

— Больше надо мной смеяться не придется. Так и передай капитану. И не думай, что только ты способен награду заслужить. Вот наказание отбуду и тогда…

«Молодец, наконец-то берешься за ум», — хотелось сказать Анисимову, но он не сказал этих слов. Лукаво взглянул на Балягина и, удивительно точно копируя его, проговорил:

— Посмотрим…

И пожалуй, впервые за все время Балягин рассмеялся — чистосердечно, от души.

Хорошо помнит капитан Аничкин два этих случая, когда удалось «подобрать ключи» к людям. Когда сама жизнь помогла сделать это.

Не было здесь крика, шума, призывных речей, не было слезливого уговаривания и угроз.

Была простая человеческая агитация фактами, рожденными самой жизнью.

Всякое в жизни бывает. Кто попадает с корабля на бал, кто из огня в полымя, а Женька Вороной на двадцать первом году своей жизни попал с Крутого берега на Малую землю и сделал немало открытий. Каких? Пожалуй, весьма ценных. Путь его был не так уж тернист, но и не из легких.

Крутой берег — родной край Женьки, где стоит небольшая деревенька, укутанная лесами с милой зауральской тишиной. Малая земля — пограничная застава. Такое название закрепилось за ней неофициально. Оно бытует среди солдат, встречается в их дневниках, в письмах к любимым. Кто-то даже сочинил стих на мотив популярной песни:

Да, пути-дороги на Малую землю открываются только в конце июня и закрываются в начале сентября. С Большой земли они карабкаются сюда по разным ущельям и сходятся в одном месте — на Серой горке, высота которой около четырех тысяч метров над уровнем моря. Сделав десятка два витков, узенькая тропка перепрыгивает по Чертову мостику на Черную горку, петляя над головокружительной бездной, перебирается на Красную горку и отсюда, извиваясь змеей, стремительно падает в долину, к пограничной заставе.

Раньше, лет тридцать назад, по этой дороге ходили караваны верблюдов, чьи кости и теперь можно отыскать под грудами камней в кромешных ущельях. Немало там и человеческих черепов, простреленных вражескими пулями и снесенных страшными обвалами.

Ныне и на заставу, и в отдаленные колхозы все грузы доставляются самолетами.

Женька Вороной прибыл сюда тоже по воздушной трассе. Юркий «Антон» ловко спикировал на крохотную площадку, отвоеванную пограничниками у горной реки. Этот аэродром летчики называют «Две горы и две дыры». В одну дыру они влетают, через другую, зияющую меж гор, торопятся взлететь в небо, пока не нагрянули тучи, которые здесь особенно тяжелы и дождливы.

Столько непривычного и трудного обрушилось на молодого солдата вскоре как он пришел в себя после нелегкой воздушной дороги и перешагнул порог пограничной заставы. Ему пришлось увидеть свою собственную кровь, вдруг побежавшую из носа, ощутить одышку, хотя никогда на здоровье не жаловался, а через неделю вместе с пятью пограничниками его направили прокладывать контрольно-следовую полосу в далеком ущелье, названном Воротами ветров.

— Позарез нужна там КСП, — сказал начальник заставы и дал понять, что надо подналечь и закончить работу в короткий срок. Но день, к которому нужна контрольно-следовая полоса, не назвал.