— Вам, Карелла, надо колокольчик на шее носить. А то когда-нибудь я башку вам снесу прежде, чем вы что-либо успеете сказать.

Человек, сидевший напротив меня, мало походил на того щеголя с маникюром, который посетил бар "Овца и мельница" две недели назад. Всклокоченные волосы, грязное лицо, недельная щетина, грязь под ногтями и рванье, которое он, очевидно, снял с пугала. А вот глаза — умные, ироничные и чуть печальные — были глазами Карелла.

— Значит узнали.

— Да вы мне каждую ночь в кошмарах снились.

— Рад, что у нас такая сильная ментальная связь, — Виктор улыбнулся. — Купите мне что-нибудь выпить. Человек в моем наряде не может иметь денег по определению.

— Для покойника с недельным стажем вы выглядите вполне прилично, — успокоил его я, сделав заказ. — Может вы вкратце объясните мне, что происходит, а то рассказ о моих приключениях выйдет долгим.

— Один наш общий знакомый, узнав, что Совет семей послал в Фаро наблюдателей, расстроился настолько, что организовал на меня два бездарнейших покушения. Чтобы его немного успокоить, третье покушение я организовал на себя сам и погиб.

— Вы что, подкупили репортера?

— В этом не было необходимости — газета и так принадлежит мне. Все дельце я провернул лично при помощи одного очень надежного человека. Он купил в муниципальной покойницкой неопознанный труп какого-то бродяги, одел в мою одежду и нашпиговал стрелами. К тому времени, как новость попала в газеты, я уже был в Тако–Ито.

— Это же глупость полная. Любой судмедэксперт…

— Тело уже кремировали. Я не надеюсь, что этот ход надолго собьет всех с толку. Но необходимую долю сумятицы в общую картину хаоса он уже внес. Кроме того я подумал, что находясь на виду, я представляю собой очень уж привлекательную мишень, а в последнее время у меня почему-то появилось много влиятельных недоброжелателей. Не все же такие болваны, как Большой. Одно из покушений может оказаться и удачным. Поэтому я решил все же попутешествовать вместе с вами.

— А ваш бизнес? — я решил ничему не удивляться.

— У меня целая куча жадных родственников. Пока они не разорвут мою империю на куски, никто из посторонних даже приблизиться туда не посмеет. А им на это понадобится лет сто потому что у меня очень хорошие уравляющие и великолепные адвокаты. Теперь рассказывайте вы.

Я очень подробно рассказал все, начиная со слов "…простите, но я не очень вежливый человек…" и до слов "…а свою сестру лучше привяжи за ногу к кровати…". Виктор ни разу не перебил меня, лишь иногда чертил грязным ногтем какие-то знаки на столешнице.

— Та–а-ак… — сказал он когда я наконец закончил. — Та–а-к… о Дэниеле Ферте и Давиде Буковски я знаю. О Флинке Тимтае слышу в первый раз, но теперь по крайней мере становится ясно, почему так резко изменилось отношение ко мне со стороны наших промышленников. Я даже догадываюсь, что он им наплел.

— Мне нужно об этом знать?

— Пожалуй, да. Вы знаете, что Федерации идет жесткая борьба между промышленниками и колдунами. Все считают, что борьба идет из-за денег, но вопрос гораздо серьезней. Это столкновение двух идеологий. Сторонники одной считают, что мы, люди, должны развивать высокие технологии, а сторонники другой отдают предпочтение магии. В этом противостоянии я нахожусь на стороне технического прогресса.

— Почему?

— Нам никогда не достичь в магии тех высот, которые эльфы, гномы, цверги и прочие даже и высотами не считают. Эльфы живут несколько тысяч лет, а их цивилизация гораздо древнее нашей. У нас просто нет того запаса времени, и того запаса знаний, который есть у них. Средний уровень нашего колдуна соответствует уровню деревенского шамана орков. Для вас же не секрет, что вся эта публика считает нас условно разумными? Условно! Каково?

— Но цверги…

— Не заблуждайтесь, Питер. Если цверги и гномы позволяют покупать вам свои товары, то это вовсе не значит, что они считают вас равным себе. Да, мы живем здесь всего лет семьсот–восемьсот, а они — века и десятки веков. Но даже за это время мы построили города. Мы построили заводы и фабрики. Пусть у нас пока только один сталелитейный завод, но он принципиально отличается от гномских и цвергских заводов. Мы начали строить электростанции. Они уже пользуются нашими товарами и изобререниями…

— Ближе к делу, если можно.

— Ах, да… Извините, — Виктор смутился. — В общем… у меня был роман… с одной… женщиной…

— Это обнадеживает. Вот если бы у вас был роман с мужчиной, то я начал бы волноваться. Не терзайте себя, Виктор. Не хотите говорить — не говорите.

— Я скажу. Это важно. Она… — он снова замялся.

— Магичка?

— Нет. Настоящая чародейка. Полина "Шэннон" Грин.

— Ого!

Несмотря на желание сохранять абсолютную невозмутимость, я не удержался от возгласа. Не знаю чего в моем "ого" было больше — удивления, восхищения или недоверия. Представьте, что бездомный бродяга говорит вам, что богиня красоты Зара ежедневно спускается с неба, чтобы испечь ему блинчики на завтрак. Вы бы поверили? Между тем Зару никто не видел, а вот Полину Грин видели все. Поэтому я скорее поверил бы бродяге, чем Виктору. Не то, чтобы Виктор был плох, просто никто не был достаточно хорош для Полины Грин. Что там говорить — ей посвящали стихи эльфы! Ну… так говорят, по крайней мере.

— Этот роман… — Виктор не обратил на мой возглас ни малейшего внимания и продолжал, тщательно подбирая слова, — …он, как бы… не закончился… просто… Черт! Просто у нас сложные отношения… которые мне абсолютно непонятны.

Ясно.

Карелла был влюблен. Мне не часто приходилось видеть влюбленных. Совсем, можно сказать, не приходилось. Я вращался не в том обществе. В моем обществе слово "любовь" было глаголом. Таким себе нехитрым физическим действием. И наверное поэтому я вдруг испытал чувство благодарности к Виктору. Не за то, что он сказал, нет. За то, что он позволил мне почувствовать. За то, о чем промолчал, позволив мне заглянуть в щелку, где я увидел нечто такое невыразимо–прекрасное, чему и названия-то нет в нашем языке.