Шрифт:
«Конечно, при других параметрах это свойство в нашей области просто бесценно, но у вас… Посмотрите сами: уровень не просто критический, он в два с половиной раза превышает! Это такая редкость! И вот еще, посмотрите на эту шкалу: здесь почти на порядок в сравнении со среднестатистическим! Вы феномен!»
«Я должен прыгать от счастья?» – процедил Кирилл сквозь зубы, и приемщик спохватился.
«Мы провели предварительный анализ… Попробуйте в ближайшие две недели определиться с новой областью приложения. Ознакомьтесь с вашей картой, вам ее перешлют. И может быть, вы уже сейчас посмотрите и предварительно укажете будущие приоритеты?»
На столе отразилась его кривая профессиональных склонностей. Цепочка минимумов и максимумов, плясавшая вокруг нулевой черты – «уровня некомпетентности». Вверх – предпочтительные области, вниз – отсутствие профессиональной склонности.
«Обратите внимание: все, что отмечено красным, несовместимо с теми критериями риска, о которых мы только что говорили. Эти области вы можете даже не рассматривать».
Кирилл похолодел. Почти все, что торчало вверх и превышало десятку, пламенело красным цветом. Зато из «минусовых» окрашенным оказался только один пик, и то не самый большой. Самое подлое – там, где Кирилл имел приличные показатели: предварительно тридцать три, двадцать пять и так далее вплоть до тринадцати «плюс», – все отливало красным. Значит, и там ему нечего ловить, его повторно отбракуют. Все, что у него есть, все, что он может предложить этому миру, – коту под хвост. А вот если бы удалось набрать не сорок девять, а хотя бы шестьдесят, то он попал бы под положение «об индивидуальном подходе». Потому что уже шестьдесят пять – это уровень предполагаемого гения. Но между числами сорок девять и шестьдесят – огромная пропасть, и общество не может рисковать его здоровьем и психикой. Талантов сейчас хватает.
Что остается? Тринадцать, чуть выше десятки, чуть выше так называемого «хорошего исполнителя». Он ткнул пальцем в небольшую кривульку на карте, высвечивая название. «Информационные технологии». Это уж точно не его, однозначно. Зато отец в последнее время усердно втолковывал Кириллу: за ними будущее, в них перспектива. Так что он умрет от счастья. После того, как обхохочется. И будет месяц читать сыну лекции о том, что всю жизнь положил на борьбу против «абсурдной системы», не получая ни понимания, ни благодарности, но время, как всегда, расставило все по местам.
Ради любопытства Кирилл ткнул и в самый длинный отрицательный пик. «Юриспруденция». Смешно.
«Я не могу определиться сейчас, я должен подумать».
«Тогда приходите четырнадцатого июня. Ваше время вам сообщат накануне. Изучите возможности. Посоветуйтесь с родителями».
Кирилл хлопнул дверью.
Прежние школьные тесты сильно отличались от финальных. Их создавали и проводили, чтобы направить, скорректировать интересы, но ни в коем случае не сломать, не убить, не отпугнуть и так далее. Результаты разглашались лишь частично, чтоб не затоптать ногами возможный талант – разные способности проявляются и созревают в разном возрасте.
Тогда они были детьми. А теперь Кирилл повзрослел за полчаса. Все, о чем он мечтал, оказалось недостижимым. Все, во что он верил, обернулось против него же. Что делать?
Успокоиться, вдруг пришло в голову. Пережить это. Потратить на это столько времени, сколько понадобится. Отойти от шока. Нельзя ничего решать в таком состоянии, как бы ни давили родители. Не получится до четырнадцатого – значит, тянуть время, найти убедительную причину не являться на комиссию, не сдавать новые тесты. Главное сейчас – прийти в себя.
Наверно, такая странная реакция являлась частью общего шока, но Кирилл ухватился за нее. Достал из кармана присоски, которые зачем-то снял перед приемкой, покопался немного в новых часах, только вчера подаренных родителями – в честь распределения, разобрался с тамошним плеером, кое-как прорвался к домашней коллекции списков воспроизведения и задумался. Что подходит к такому случаю? Похоронный марш? Вышибем клин клином? Он ткнул пальцем наугад и поставил случайный перебор без повторения. Там тысяч тридцать-сорок записей. Пусть крутится, пока не надоест.
Он медленно поплелся узкими переулками старого города к территории бывшего Олимпийского стадиона. Его снесли год назад, а новый так и не построили, обещанный парк в зеленой зоне тоже не разбили, даже забор вокруг не сняли. Зато там никто не будет его доставать. Там бродят те, кто прячется от остальных. Часто они маленькими группками жгут костры с заунывными песнопениями, картошкой, дикими обрядами, взятыми из очередной виртуальной саги, в диких же костюмах. Кирилл не любил туда ходить, но сегодня решительно перебрался через забор. Быть может, он подсознательно искал неприятностей в зарослях.
Не задумываться. Так учили их на школьных тренингах. Пропускать через себя, пока его трясет, не анализируя и не задумываясь, бесконечно пропускать, открыть все клапаны. Если понадобится неделю не думать, он так и сделает, и пусть только попробуют вытащить у него из ушей присоски!
Несколько часов Кирилл бесцельно бродил по заросшему лесопарку, валялся на траве, разглядывая облака, потом блуждал между деревьев. Он прижимался к стволам, задирал голову и рассматривал снизу ветки, сосредотачиваясь то на одной, то на другой. Делать глупости. Делать самые странные вещи, которые никогда не делал. Только не думать.