Аркадий стоял у памятника Пушкину, держал букет голландских цветов и разговаривал по телефону. На голове у Пушкина сидел символ мира. Горели фонари. Проезжая часть была забита автомобилями. Они стояли в пробке и заливали выкрашенную в ультрамарин улицу красным светом стоп-сигналов.

Инна подошла к Аркадию так близко, что даже почувствовала запах его одеколона. Она отчетливо слышала, как он сказал в трубку: «Да-да. Хорошо. Завтра я его похороню. Не волнуйтесь, Василий Юрьевич, все будет сделано в лучшем виде!»

— Какой ужас! — сдавленно прошептала Даша.

Инна молчала, задумавшись, изучала свое кольцо. Затем, не поднимая головы, спросила:

— Как думаешь, это не китайская бижутерия?

Даша взяла ее руку, зорко всмотрелась в бриллиант.

— Да нет, не может быть. В худшем случае — Сваровски.

— Мда… — вздохнула Инна. — Ну и что же теперь делать?

Даша посмотрела на кошку, которая, будто предчувствуя свою судьбу, лежала на спине, задрав кверху лапки с видом святой мученицы.

— Шеф сказал избавляться…

Инна сняла с пальца кольцо.

— Правильно! — С этими словами она решительно бросила ювелирное изделие в корзину для мусора.

Даша перевела взгляд с кошки на Инну и с надеждой в голосе спросила:

— Может, ты возьмешь для дочки?

— Нет уж! — категорично заявила Инна. — Ладно, я привыкла! Но дочь огражу от фальсификаций!

Кирилл Кириллович терял терпение. Он нервно ходил по комнате, заложив руки за спину:

— Ну что вы молчите? Неужели нет никакой свежей мысли? Жора? Ираклий? Лазарь Моисеевич? Встряхнитесь, наконец!

Лазарь Моисеевич без особого энтузиазма, а скорее, из чувства долга и ответственности сказал:

— Можно, конечно, пойти по традиционному пути…

— Опять по традиционному? Сколько можно ходить традиционными путями?

Тем не менее Лазарь Моисеевич решил продолжить:

— Скажем, доктор в белом халате… Титрами пустим: «Такой-то — сякой-то врач международной ассоциации мануальных терапевтов»… И вот он втирает в спину больного растирку «Офигон» и далее с помощью компьютерной графики можно показать, как мазь проникает в кожу и какой оздоровительный эффект оказывает на поясницу…

— Ну что ты будешь делать! — вырвалось у Кирилла Кирилловича. — Действительно ничего нового, скучно, без полета… Не этого я от вас ожидал… А главное, не этого ожидает от нас заказчик!

Лазарь Моисеевич весь съежился, наморщился и стал похож на грецкий орех.

Ираклий решил взять инициативу на себя:

— А что, если доктор в белом халате говорит на камеру: «Я работал мануальным терапевтом на фильме, ну там… „Встать с колен — два“». На съемочной площадке у многих артистов болела спина, и я втирал им мазь «Офигон»…

Кирилл Кириллович не дал ему договорить. Он схватился за голову:

— Просто какой-то кризис идей! Ну что с вами такое?!

Ему показалось, что весь мир сговорился против него. Вот так живешь себе — вроде все хорошо. А потом — бац — и все плохо. Буквально куда ни плюнь. Со всех сторон тебя обступают проблемы — не протолкнуться. Может, и раньше было не фонтан — просто не замечал? И вдруг эта Илона, смешавшая все карты… Что, если она появилась в его жизни неспроста? Чтобы в один миг все переменилось, перевернулось с ног на голову. Будто снова повстречался ему пьяный тромбонист, как в далекие восьмидесятые, когда он работал журналистом в одной курортной газете. И в закутке зимнего театра встретил популярную певицу Ирину Иванову. Она сидела под дверью с табличкой «Ж» и курила. Он симметрично закурил у двери «М».

Он ждал известного дирижера Андрея Смородинова, чтобы взять у него интервью. Пока они вели с Ивановой геометрически безукоризненную беседу о джазе, в дали коридора появился шатающийся человек с тромбоном. На всем пути к ним он исторгал из своего инструмента дикие, абсолютно непристойные звуки, которые вы не найдете ни в одной приличной партитуре. Интимно приблизившись к Ирине, он с трудом оторвал от мундштука воспаленные губы и, отдуваясь, мучительно проартикулировал: «Ирочка, все — говно, а ты — прелесть!»

Иванова, смутившись, попыталась дать ему понять (больше жестами, чем словами), что не совсем удобно в присутствии журналиста подобным образом выражать свои эмоции.

Тромбонист с ходу все понял и моментально исправился. «Все-все-все! — виновато промычал он. — Ирочка, ты — говно, а все, прелесть!»

— Это пустая трата время! — грозно сказал Кирилл Кириллович. — Вот как мы поступим… Я вас отпускаю. На все четыре стороны. Идите и думайте! А ровно через два часа возвращайтесь с идеями. Мне нужны свежие, конкурентоспособные идеи до конца рабочего дня! По три штуки от каждого! Идите!