— Конечно! Ты обещал рассказать, как тебе помогло вранье. Но не рассказал.

— Прости, дружище, о главном запамятовал.

Примерно четыре месяца прошло после утверждения в Кабуле нового «демократического» правительства. Борьба с терроризмом продолжалась, но приобрела рутинный характер. В соседнем Пакистане все свыклись с постоянными операциями спецслужб, которые, впрочем, не мешали боевым группам талибов и аль-каидовцев продолжать сопротивление в районах, примыкающих к афганской границе. Иностранцы, одно время не высовывавшие носа из Исламабада, почувствовали себя вольготнее, вновь принялись путешествовать. Среди излюбленных туристических маршрутов (поездки в Лахор, по Каракорумскому шоссе, на горнолыжный курорт Малам-Джабба) особой популярностью пользовалось «сафари на паровозе». Так называлась железнодорожная экскурсия по знаменитому Хайберскому проходу, соединяющему Пакистан и Афганистан через хребет Сафедкох.

Небольшой состав тянул реликтовый локомотив, построенный в Великобритании в 1913 году на заводах компании «Кингстон». Паровоз, и три старинных вагончика были тщательно отреставрированы, заново выкрашены и вылизаны до блеска. Все латунные и хромированные детали огнем горели, столетний двигатель СГ-060 (его называли «черной красоткой») фырчал ровно и успокаивающе. Игрушка, а не поезд.

Прохаживаясь перед серым фасадом «Ударника», Ксан курил сигарету за сигаретой:

— После сентября 2001 года вся российская колония с тоски выла. Никаких развлечений, вылазок в горы, меры безопасности просто сумасшедшими были. Поэтому, когда ситуация слегка устаканилась и разрешили выезжать за пределы Исламабада, наша публика ошалела от запаха свободы. Особенно женщины неистовствовали, в общем, ударились в туризм. Их можно понять: старались успеть как можно больше. Кто его знал: любой новый теракт, вспышка напряженности, и всех снова заставят сидеть в столице. На это самое сафари, в основном, дамы отправились.

— Это действительно стоило того?

— Еще бы! Романтики и экзотики хоть отбавляй. Нач­нем с того, что эту «железку» строили с учетом возможного нашествия русских. Англичане всегда подозревали Россию в экспансионистских замыслах и не жалели средств на оборону. 42-километровая железная дорога от Пешавара до Ланди Котала, построенная в двадцатые годы, обошлась в шесть миллионов фунтов. С инженерной точки зрения, она не имеет себе равных. Проложена на высоте 3,494 футов над уровнем моря. Первые двадцать километров поднимается вверх, затем стремительно опускается. Проехаться по ней — настоящий аттракцион. 34 туннеля, 92 моста. Крутые по­вороты, зигзаги. В одном месте изгибы полотна точь-в- точь повторяют рисунок буквы «дабл'ю».

Ксан задрал голову и устремил свой взор в небо, словно там можно было увидеть отражение «железнодорожного сафари».

— А вокруг было небезопасно, территория племен, там никакие федеральные законы не действовали, ну, я тебе об этом прежде рассказывал. Самые замечательные места для дакойтов, убийц и террористов.

Ксана разбудили среди ночи. Не звонком, а примитивным и грубым стуком в дверь. В те дни работы была тьма, и усталость брала своё. Ксан пару дней разгребал «завалы» и решил устроить себе праздник. Отключил телефоны и рухнул в постель в надежде поспать часиков десять. Не вышло.

В дверь колотил его приятель, журналист Лева Иконников, который отправил на экскурсию супругу и дочку. С трудом сбросив с себя сонное оцепенение, Ксан посмотрел на часы: три ночи. Сначала подумал, что началась гроза — гулкие удары напоминали гром — однако быстро понял свою ошибку.

Иконников был бледен и всклокочен. С первых слов стало ясно, что произошла трагедия, страшная и обыденная. Страшная для любого человека и обыденная для Пакистана. Подобное случается там так часто, что начинаешь к этому привыкать. Пока это не случится с тобой или с твоими родными.

«Железнодорожное сафари» началось в девять утра, как и полагалось. Экскурсантов было человек тридцать, и они свободно разместились в пассажирских вагонах. В основном, русские женщины и дети, но среди них затесались два немецких туриста и семья итальянского дипломата.

Апрельское солнце припекало, однако одуряющая жара, характерная для пакистанского лета, еще не наступила. Воздух был пропитан весенней свежестью, за окнами сменяли друг друга красочные пейзажи: желто- бурые горы, острые как бритва скальные выступы, головокружительные ущелья, и все это под ярко-синим небом. В форте Джамруд поезд приветствовали музыканты-волынщики в шотландских килтах, в Шагае — фольклорный ансамбль. Два десятка юношей били в барабаны, подвешенные у них на груди, весело бегали по кругу и пели народные песни, выводя залихватские рулады.

К часу поезд добрался к Ланди Котала, где был запла­нирован сытный обед и пешая прогулка по окрестностям. Ни то, ни другое реализовать не удалось: станцию захва­тил отряд боевиков, который перебил немногочисленную полицейскую охрану и встретил экскурсионный поезд воинственными криками и пальбой. Помощника машиниста (бедняга пытался протестовать) прикончили на месте, но к пассажирам насилия не применяли. Их объявили заложниками, о чем тут же уведомили штаб армейского корпуса Северо-западной пограничной провинции. Оттуда ушли сообщения в Исламабад: в Объединенное разведуправление, в антитеррористическое управление МВД и в посольства.

Требования бандитов не отличались оригинальностью: освободить нескольких участников «сил сопротивления», недавно захваченных рейнджерами. На размышление давалось сорок восемь часов. В случае отказа террористы обещали умертвить своих пленников и сражаться насмерть с коммандос, оцепившими железнодорожную станцию. Эта перспектива представлялась весьма вероятной: пакистан­цы обычно не шли уступки, предпочитая горы трупов об­винениям в мягкотелости. Генеральный директор ОРУ невозмутимо проинформировал об этом российского посла. Тот схватился за голову, отбил телеграмму в Центр и уже думал, что дни его пребывания в Пакистане сочтены. Трагедия с заложниками могла поставить крест на дипломатической карьере.