— Она что, просила у тебя денег? Сколько, позволь узнать?

Луиджи замолк на полуслове, потом начал сбивчиво объяснять, что Люси не говорила об этом прямо, но… ее намерения и без того были понятны всякому здравомыслящему человеку… Он окончательно запутался, багрово покраснел, налил полный стакан и выпил его залпом.

Нужно было немедленно встать и уйти, на сей раз действительно навсегда, но я не могла сдвинуться с места, — то, что я услышала только что, ввергло меня в шоковое состояние. Бедная девочка! Как она перенесла крушение мечты об отце — благородном рыцаре? Хорошо хоть Люк, сын Жерара, оказался рядом!

Тем временем Луиджи вновь обрел дар человеческой речи. Впрочем, назвать ее членораздельной не рискнул бы никто. У него наступила стадия пьяного самоуничижения: он винил себя в том, что он никудышный отец и всегда был дрянным мужем; заливался слезами, умолял простить его.

Этот спектакль вернул меня к действительности. Я и Жерар разом поднялись и направились к выходу. Луиджи испуганно уставился на меня, в его глазах промелькнуло отчаянье, он вдруг рухнул на колени и пополз за нами следом, пытаясь схватить мою ногу и умоляя остаться. К отвращению прибавилась жалость — мы с Жераром слегка замешкались в дверях.

— Слушай, сейчас уже поздно — нам все равно не найти ребят. Он к утру протрезвеет и поможет. Заставим его поднять на ноги миланскую полицию, у него, наверняка, найдутся какие-то связи! Если уйдем сейчас в гостиницу, неизвестно, успеем ли застать его в нормальном состоянии. — Правота Жерара была очевидна, я устало прикрыла глаза, соглашаясь на его, предложение.

Юная супруга Луиджи наблюдала всю эту сцену, не забывая о клубничном мороженом, таявшем в хрустальных вазочках. Вероятно, она решила, что находится в первом ряду театрального партера. Жерар подошел к ней и на ломаном итальянском осведомился о том, где находятся комнаты для гостей. Она неторопливо поднялась, и мы направились к выходу по ее стопам, обходя Луиджи, который все еще стоял на коленях, колотясь лбом о вощеный паркет и каясь, как монах на молитве.

Беспокойство за Люси грызло меня, о сне не могло быть и речи. Нам с Жераром предоставили разные комнаты: его не было рядом, он не мог меня успокоить. Как тут было не пожалеть, что мы не сбежали из этого сумасшедшего дома и не отправились в гостиницу?

В роскошных апартаментах давно воцарилась абсолютная тишина. В моей комнате не было ночника, плотные шторы не давали проникать свету с улицы. Возникло ощущение небытия, — очевидно, я все-таки засыпала…

Скрип открываемой двери разорвал тишину. «Слава Богу, Жерар!» — подумала я и протянула руки навстречу.

Ко мне приближались тяжелые шаркающие шаги, они не могли принадлежать Жерару. Тошнотворный запах винного перегара сопровождал человека, без стука вошедшего в комнату. Я забилась под одеяло, перекатилась в угол широченной кровати. Что это? Сон? На меня навалилась огромная тяжесть, одеяло оказалось на полу, я почувствовала влажные руки на теле. Жадные мокрые губы зажали мне рот, я не могла закричать и только молча боролась, стараясь освободиться. Луиджи пытался раздвинуть мне ноги, я изловчилась и двинула его коленом в пах. Луиджи скорчился и заскулил. Я закричала, рванувшись к двери. На пороге столкнулась с Жераром, чуть не сбив его с ног.

Он молча вывел меня в коридор и вошел в спальню; Луиджи скулил, как побитая собака. Через полминуты Жерар выскочил оттуда с моими вещами; у него подергивался уголок рта. Не произнеся ни слова, он отвернулся, чтобы я могла спокойно одеться. Он взвалил на плечо оба рюкзака, свободной рукой обнял меня, и мы вышли из дома на улицу.

Отойдя от дома Луиджи на пару кварталов, мы уселись на садовую скамейку в небольшом сквере с фонтаном в центре. На меня снизошло странное спокойствие. Или это было оцепененьем?

— Почему ты отправился меня спасать с рюкзаком на спине? — истерический смех готов был прийти на смену полному бесчувствию.

Жерар положил мою голову себе на плечо:

— Извини, что не появился раньше… В этом доме мне было так паршиво, что я решил забрать тебя и переждать ночь в кафе или скверике где-нибудь неподалеку…

Именно так все и получилось, только утром мы сразу отправились в путь, не нанося визита Луиджи. Нам предстояло разыскивать детей собственными силами.

После отвратительного инцидента в Милане я превратилась в далеко не лучшего товарища по путешествию. Жерар делал все, чтобы заставить меня забыть о нем, но я никак не могла расслабиться.

Вопреки всему, я чувствовала себя виноватой в том, что произошло с Луиджи после нашего расставания три года назад. Он всегда был эгоистом, но никогда — скотом. Если бы я по-прежнему оставалась рядом, у него не было бы шанса превратиться в животное, помешанное на деньгах и удовольствиях, видящее врагов во всех окружающих. Может быть, он пьет оттого, что противен самому себе? Эти вопросы не давали мне покоя, я должна была если не найти на них ответы, то хотя бы выговориться.