Если бы в этот день объявили набор на строительство какого-нибудь громадного института, в который принимались бы в первую очередь его строители, то десятки тысяч бывших абитуриентов вышли бы на стройку, и корпуса института были бы готовы меньше чем за полгода… Но МГУ уже построили, а лозунг «С аттестатом зрелости на производство!» еще не был так популярен, как в наши дни. И то положение, что в вузы попадают только самые лучшие, дошло не сразу. До этого времени, особенно в крупных городах, считалось чуть ли не позором, если десятиклассник не шел в институт. А из самих же институтов в эти годы исключалось до одной трети студентов за систематическое, упорное ничегонеделание. Выгнанные не падали духом: «Поступим в другой, мы все равно нужны».

Поэтому в 1953 году большинство восприняло свою неудачу как трагедию.

Что оставалось делать? Идти работать? Тут уж возмущались даже закоренелые троечники: «Зачем же мы получали среднее образование?» Это хорошо было сказано: «Зачем мы получали?» Видите ли, они делали одолжение! Они забыли, как учителя с большим трудом, еле-еле перетаскивали их из класса в класс. Они забыли, что подали заявления в вуз (причем в большинстве случаев безразлично в какой, лишь бы красивое название) только потому, что так было принято. Они продолжали считать свое среднее образование каким-то особенным отличием, хотя уже близилось время всеобщего десятилетнего обучения.

Среди непоступивших было много хороших учеников, которые тоже начали метаться. Они сначала засели за учебники, кто поодиночке, кто придерживаясь курсов по подготовке в институт. Но опыта самостоятельных занятий не было.

Между прочим, этой осенью ребятам с десятилеткой было трудно поступить работать.

— Вы ничего не умеете делать, — говорили им в отделах кадров заводов, — а зачем мы вас будем учить, когда вы весной пойдете в армию?

И вот в Москве на улице Горького появились новые кучки пестро одетой молодежи — «стиляг», убивающих свое время по ресторанам и в коктейль-холле.

Компании «корифеев» в надвинутых на глаза кепочках, с поднятыми воротниками, ежедневно дежурящие в темных подворотнях, быстро пополнялись свежими кадрами с образованием в объеме десятилетки.

Не каждый сразу находил свою дорогу.

Позже многие поехали на целинные земли или с блеском поступили в институт. Часть взяли в армию, часть пошла на фабрики и заводы.

Но осень 1953 года для большинства из них не прошла бесследно. Времени хватало с избытком для того, чтобы подумать о своем будущем и о своем прошлом, о своих способностях и о цели жизни, а заодно проверить свою зрелость не только по аттестату, выданному средней школой.

— Куда ты опять уходишь? Гулять? В жизни не видела человека, который бы так много гулял! Наверно, целый день проторчишь у Вадима. А заниматься кто за тебя будет? Куда ты дел деньги, что остались от покупки хлеба?

(…Ну вот, мать опять принялась читать нотации. Сегодня она работает вечером. Значит, надо будет смыться до пяти часов…)

— Я уже занимался, устал. А от хлеба остался один рубль. Он мне нужен на проезд. Или мне билет не брать в троллейбусе? — почти крикнул Виктор, подумав про себя, что он, собственно говоря, всегда предпочитает не платить, да и ехать сейчас ему некуда. Но вслух он смело добавил: — Ты хочешь, чтобы меня оштрафовали?

Это веское добавление не остановило красноречия матери. Она заняла атакующую позицию, собираясь сказать нечто грандиозное, после чего сын должен был бы залиться горькими слезами пробудившейся совести, надавать тысячу пламенных обещаний и с примерным усердием сесть за учебники.

Однако Виктор дословно знал очередное выступление матери. Он схватил плащ и уже на пороге сказал:

— Я приду тогда, когда ты кончишь.

— Витя!

Виктор успел заметить, что мама как-то съежилась, побледнела. И он остался.

— Почему ты бежишь от меня? Я же не желаю тебе зла. Нет никого у меня больше. Я же мечтала, что мой Виктор, сын официантки столовой, станет инженером, станет человеком. Тебя не заставляют работать. Тебя только просят: учись! Я говорила на работе: вот, мой сын — отличник, идет на медаль. А сын Ксении Петровны учился плохо. Но он готовился к экзаменам, и он поступил.

(…Сын Ксении Петровны, несомненно, гениальный ребенок…)

— А ты считал: «Плевать, шапками закидаем!» — продолжает мать. — И в результате потерял медаль. Не попал в институт. Все занимаются, а ты не занимаешься! А все потому, что распустился. Задрал нос: сам, мол, все знаю!

(…Поразительное отгадывание мыслей!..)

— А что ты знал? Гулять с ребятами? Прогуливать? Не слушаться учителей? Еще бы, взрослый стал! Я давно знала, что это до добра не доведет!

(…Еще бы, недаром мама ежедневно гадает на картах…)

— А ведь был хорошим. Комсоргом, отличником. На собраниях тебя хвалили. Ниночка с тобой дружила. А теперь она знать тебя не хочет!

— Хватит! Что-нибудь новое скажешь? Новое?

— Все! Но…

Виктор выскакивает на улицу. «Фу, пятибалльный шторм, как сказал бы Вадим».