– У меня тут немного телефон забарахлил, я последнюю твою фразу не слышал…

Так, значит, пишут.

– Я хочу сказать, все будет в полном порядке, не волнуйся. Он и так уже нервничает.

– А ты? – поинтересовался Шеф. Он, конечно, не спрашивал меня о самочувствии на самом-то деле, он просто думал.

– Я нервничаю меньше, – ответил я, надеясь, что не очень ошибаюсь. – Ты лучше вот что скажи. Нам что-то известно о Березанском?

– За ним все чисто. Пару раз его пытались прищучить на незаконном посредничестве, но он каждый раз выворачивался. И не потому даже, что очень ловок, просто ему везло.

– Ох, не верю я в везенье, когда веду такое дело…

– Нет, правда. Я в начале, когда был посвободнее, даже говорил с одним из следователей, который вел дело с его предполагаемым участием. Он вспомнил несколько подробностей, и мне показалось, там не рисовалось ни прикрытия, ни взяток, ни неквалифицированных сыщиков – только везенье. В конце следствия он мог бы даже выступить с заявлением как потерпевшая сторона, но, конечно, не стал и пробовать.

Огни в Центре уже горели вовсю. Люди, наполнявшие его, преимущественно иностранцы, как ни странно, научились работать по-русски, то есть поздно начинать и кончать уже ночью. Куда только девалась немецкая страсть вставать пораньше и французская мания заниматься делом только в отведенные часы?

Вдруг машина, за которой я следил, дернулась и начала развороты. Значит, волна докатилась и до моего подследственного. Вот только какая? Та ли, что я поднял, или другая?

Мы выехали сначала на Кольцо, потом рванули вниз, на Люсиновскую, и вышли на Варшавское шоссе.

Где-то в середине Чертанова он пошел петлять. Если я не совсем потерял направление, он двигал куда-то в сторону Бирюлева, этот район я знал плохо. Но делать было нечего.

На будущее я решил тут немного покататься, чтобы выучить местность, если, конечно, будет это будущее.

Наконец «Вольво» Березанского выкатила совсем уж на неодушевленные улицы. Нет, это были, конечно, не проселки, мы все-таки оставались в черте Москвы, и фонари изредка тут встречались. Но вокруг не было ни души. Лишь где-то очень далеко, чуть не на горизонте, вздымались обычные многоэтажки, окна которых правильными и бесчисленными рядами светили чуть тревожным светом. Там жили люди.

А здесь меня ожидало что-то, придуманное одним из самых хитроумных и изворотливых преступных умов нашей весьма многосторонней блатни. Не удивительно, что мне и свет московских квартир казался тревожным.

Потом из темноты вывалились склады. Их было очень много. Над дверями и воротами некоторых горели лампочки, но гораздо больше было совершенно темных углов. Где-то близко загрохотала электричка, это звучала Павелецкая дорога. Я решил, что тут под звуки проходящей электрички можно стрелять из автомата – никто не услышит.

Внезапно «Вольво» исчезла. Он просто растворился в темноте, а я не уследил, где именно.

Я засек время, когда потерял его, прошвырнулся на всей скорости, на какую была способна моя «волжанка», вперед по дороге, чтобы догнать его, если он выключил габариты, ничего не обнаружил, вернулся назад. И стал методично исследовать все сугробы.

Две или три щели показались мне вполне достойными внимания, я сбегал и осмотрел их пешком. В них оказались обыкновенные тупики, малопригодные для засады.

Я начал побаиваться. Прошло уже пятнадцать минут, как я потерял Березанского. Он вполне мог въехать во двор какого-нибудь склада или даже укрыться в самом складе, и тогда мне, чтобы найти его, пришлось бы вызвать помощь. Вернее, чтобы найти его труп. А сволочь Комарик по-прежнему будет неуязвим и недосягаем. Потому что, как было обговорено с начальством, на косвенных уликах его не посадишь.

После третьего возвращения к машине мне вдруг позвонил Шеф. Я ответил, что мне некогда с ним разговаривать, что сейчас, быть может, Березанского мочат, но примерный район своего нахождения все-таки сообщил. Шеф, как показалось, расстроился, что я упустил адвоката.

И когда я уже потерял надежду, «Вольво» вдруг нашлась. Машина затесалась между рядами тесных гаражей, построенных в полосе отчуждения железной дороги. Радиатор уже остывал.

Я осмотрелся. Его следы от машины вели к гаражам, за которыми начиналась Павелецкая железка. Дверь одного из гаражей, чуть побольше остальных, как мне показалось, была приоткрыта. Но света из него не пробивалось. Он казался таким же пустым и брошенным, как все в округе.

Прошла еще одна электричка. Я подкрался совсем близко к двери и вытащил «узи».

Времени, как я отстал от него, прошло двадцать три минуты. Я решил подождать еще минут семь, а потом входить в гараж.

Конечно, это могло оказаться ошибкой, но все-таки я решил немного выждать. Вдруг нервы не выдержат у того, у другого. Хотя, судя по всему, трепетание его нервов я переоценил. Может, они куда больше гуляли у меня, чем у него. Уж очень здорово он выбрал место нашей последней разборки.