Понятно, что все это не могло не привести к определенным выводам. Фольклор воспользовался для этого популярным среди ленинградцев 1970-х гг. кондитерским магазином. У него было романтическое название «Мечта». Он располагался в доме № 72 по Невскому проспекту. Его хорошо знали буквально все ленинградцы. Это был фирменный магазин, и поэтому здесь чаще, чем в других торговых точках, можно было приобрести подарочную коробку конфет, детские карамельные радости в виде конфет «раковые шейки» или побаловать себя другими кондитерскими дефицитами. Однако и здесь стали наблюдаться постоянные перебои с продуктами. Ассортимент товаров сокращался, а порой полки и витрины магазина встречали покупателей девственной чистотой. И тогда, как это часто происходило в общественной жизни, ситуацию прокомментировал городской фольклор. Появилось шуточное «постановление Ленгорисполкома»:

В связи с изменившейся ситуацией переименовать кондитерский магазин «Мечта» в магазин «Утраченные иллюзии».

И промышленность, и торговлю в единый производственно-торговый хозяйственный комплекс связывал городской транспорт. В XVIII, XIX да и в начале XX в., в основном, это был конный транспорт, без которого Петербург того времени невозможно представить.

Конный транспорт развивался вместе с городом. Если в середине XVIII в. количество извозчиков в городе едва превышало три тысячи, то к началу следующего оно выросло почти вдвое. С ростом города неизбежно возрастали оживление и теснота на улицах. Все это требовало какого-то упорядочения движения транспорта. В 1732 г. была предпринята первая попытка ввести в Петербурге правила движения. По улицам предписывалось «ездить смирно и на конях не скакать». Вскоре появилось и первое ограничение скорости: она не должна была превышать 12 верст в час. Однако на лихих питерских извозчиков никакие ограничения не действовали.

Екатерина II, желая удивить скоростью езды в России императора Иосифа II, приказала найти извозчика, который бы взялся на перекладных доставить императора в Москву в 36 часов. Такой ямщик нашелся и был приведен пред государыней.

— Берусь, матушка, — сказал он, — доставить немецкого короля в тридцать шесть часов, но не отвечаю, будет ли цела в нем душа.

Благосклонное отношение петербуржцев к скоростям, которые развивали тогдашние лихачи, проявилось и в другом анекдоте. Его героем стал отец Александра Сергеевича Пушкина Сергей Львович, который, высмеивая городских тихоходов, не щадил даже товарищей по писательскому цеху своего сына.

Комедиограф Алексей Данилович Копьев был известен в Петербурге не только своими остротами и проказами, но и худобою запряженной в карету четверки лошадей, которую с целью экономии вечно недокармливали. Однажды он ехал по Невскому проспекту. В том же направлении двигался пешком отец Александра Пушкина. Копьев предложил его подвезти.

— Благодарю, — ответил Сергей Львович, — но не могу, я спешу.

Жизнь ямщика была неразрывно связана с лошадью. И если в деревне полноправным членом крестьянской семьи испокон веков была корова, то в городе то же самое можно было сказать об извозчичьей лошади, хотя большинство питерских извозчиков личных лошадей не имели. Они принадлежали хозяину, у которого ямщик работал. Но традиционно домашнее обращение к лошадям оставалось. «Расправляйте ножки по питерской дорожке», — говорили ямщики своим кормильцам и выезжали на улицы города, где над ними могли и добродушно пошутить, и безнаказанно посмеяться, и, чего доброго, просто отдать городовому. Впрочем, в фольклоре остались по большей части беззлобные шутки и розыгрыши, типа «Провези вокруг фонаря, не слова не говоря» или «Поезжай на угол Малой Охты и Тучкова моста». Сохранились и анекдоты.

— Извозчик, какого ты мнения о Чацком?

— Помилуй, барин, рази можно в Питере всех извозчиков знать?

Во второй половине XIX в. в Петербурге впервые появилась конка, или, как тогда говорили на официальном языке петербургской бюрократии, конно-железная дорога. Она стала первым видом общественного рельсового транспорта. Конка представляла собой двухэтажный с открытой верхней частью — империалом — вагон на колесах, в который впрягали лошадей. Скорость конки не превышала восьми километров в час, что, естественно, вызывало снисходительные улыбки нетерпеливых и вечно спешащих петербуржцев. На рабочих окраинах и вагончики были одноэтажные, и впрягали в них таких захудалых кляч, что скорость передвижения снижалась до пяти-шести километров. Вслед конке неслись издевательские выкрики: «Конка, догони цыпленка».

Конка была громоздким и не очень удобным видом транспорта. К тому же огромный, неуклюжий вагон, движущийся посреди улицы, в сознании обывателя трансформировался в образ некой слепой, бессознательной и непредсказуемой силы, представлявшей постоянную угрозу для жизни. Мрачноватым юмором веет от анекдотов о конке.

Встречаются две женщины.

— Слыхала? На Невском конкой девочку раздавило.

— Уж не моего ли Ванюшку?

— Господи, твой же Ванюшка мальчик!

— А, станет конка разбираться?!

Конка стала предтечей современного городского общественного рельсового транспорта. Для того, чтобы появился трамвай, оставалось немного. Надо было заменить живую силу впряженных в вагоны лошадей на мощь электрических моторов.

Первые трамваи начали регулярное движение по улицам Петербурга в 1907 г. Впрочем, в фольклоре трамвай оставался таким же видом транспорта, как и вагоны конно-железной дороги, — неуклюжим, медлительным и опасным. Не случайно впоследствии вагоны трамвая прозвали «Американками» — за внешнее сходство с огромными американскими пульмановскими железнодорожными вагонами. Подстерегавшая петербуржцев на каждом шагу опасность попасть под колеса трамвая рождала соответствующий фольклор.

— Послушайте, господин! Как мне попасть в Обуховскую больницу?

— Видите, вон трамвай идет?

— Понимаю. Нужно сначала попасть на него.

— Нет, под него.

– Слышали, какое несчастье случилось на Литейном? На Пуришкевича налетел трамвай.

— Ну, ну?

— И не раздавил его.

Вместе с неумолимым развитием этого нового вида передвижения трамвайная тема в городском фольклоре властно занимала свое место. Обратите внимание на злободневность, если можно так выразиться, тематических выкриков кондуктора при объявлении очередных трамвайных остановок в анекдоте 1930-х гг.: