— Болото это ты заметь на всякий случай — оно тебе еще пригодится, — сказал Щорс, слушая Дениса.

Совещание происходило в избе партизана Ляха. Отец его был лесничим в казенном лесу. В этой хате и обосновался штаб: она была просторней всех остальных бедняцких хат, да к тому же находилась на краю села, у самой опушки леса. Эта лесникова хата в гетманщину 1918 года была конспиративным штабом партизан.

— Ну, так кто ж меня проводит к полку? — спросил Щорс.

Денис вызвал нескольких партизан из бывших в хате. Он хотел назвать и Мелентия Юза, любезничавшего возле печи с хорошенькой чернобровой дивчиной, дочерью лесника-хозяина. Но, уловив движение девушки, видимо, не хотевшей расставаться с парнем, не назвал его и перевел глаза на других.

Потом, вспоминая об этом, пожалел Денис, что не послал с эскортом, выделенным им для сопровождения Щорса, Мелентия: оставшийся из-за чернобровой дивчины, он в ту же ночь был зарублен в Тупичеве кулаками.

Денис выбрал для Щорса в провожатые двадцать пять человек лучших партизан и дал им наказ вывести Щорса потаенной тропой на Седневский шлях, к Маки-шину и быть впредь его личной охраной.

Был уже вечер, и, по расчету Дениса, замещавший временно Щорса комбат Кащеев с богунцами подошел уже к Макишину.

Как только Щорс уехал, к Денису подошел партизан Туз и с ним Шкилиндей.

Шкилиндей летом, в подполье, судим был партизанским кругом за перебежку к эсерам, и партизаны постановили расстрелять его, но один из виднейших партизан, Нестор Туз, как раз и уличивший его в предательстве, взял его под свою ответственность и поручился, что Шкилиндей искупит свою вину.

Вот теперь Нестор Туз и привел Шкилиндея.

— Есть случай оправдать себя Шкилиндею, Денис Васильевич. Он разведал о кулацком заговоре и берется накрыть кулаков.

— Так действуйте немедленно, — торопясь уехать, на ходу бросил Денис, — надо покончить с кулацким штабом этой же ночью.

Партизанам не терпелось.

Два эскадрона ушли вперед на шоссе уже час назад, и остальные рвались вслед, оглаживая коней на дороге перед хатою лесника, где засиделся со всякими делами до самого вечера Денис.

Денис распределил людей в заставы, оставил резерв человек в десять всадников и, вскочив в седло, рысью с места в карьер повел свои эскадроны вдогонку ушедшим ранее на коростовцев.

Обогнув Замглай и подскакав к шоссе, эскадроны развернулись. Правое крыло пошло наперерез шоссе, а левое вытянулось к Репкам.

Спускались густые зимние сумерки. На вырисовывающемся по горизонту профиле шоссе видно было движение какой-то конницы. Прискакавшие разведчики донесли, что это идут поляки, судя по шапкам.

Раздался сигнал к атаке. Вынув шашки, партизаны вылетели на насыпь и неожиданным ударом сшибли движущуюся шпалерой кавалерию и заметавшийся обоз в овраг, под насыпь.

— Прошем панство! На милость, панове! Эй, паны партизаны! Паны большевики, на милость!

Опрокинутый обоз и сопровождавший его эскорт подняли руки вверх, моля о пощаде. То был поезд гетманского посла, графа Браницкого, эвакуирующегося со всем своим «дипломатическим» скарбом на Мозырь. Партизаны зажгли факелы и стали собирать пленных.

— Впереди есть конница? — спросил Денис Браницкого. — Только не виляй, пан! Солжешь — головой ответишь.

— То вся, пан отаман, — отвечал граф. — Слово по-чесно, двести шеволжеров.

— Кем вы состояли при гетмане?

— Я посол.

— Вот мы ж тебя посолим! — сказал Денис, направляя его и всех пленных на Городню. — Хлопцы, меняйте коней, если кони у пана стоящие, но лишних не берите; лишних гони обратно в Городню. Впереди еще конский завод Коростовцев, а там ждут коней другие.

Из соседнего села Гусятино пригнали несколько подвод, усадили пленных, которых было до двухсот человек, и взвод кавалеристов погнал трофеи и коней на Городню.

Кавалерийские пулеметы «шоша» (их было около десятка) и четыре «люйса» взяли с собой. Один «максим» поставили на ковровые санки, в которых ехал на тройке пан Браницкий — посол «ясновельможного болвана», гетмана Скоропадского.

Те санки долго потом гуляли по фронту с лихим взводом отчаянных пулеметчиков, — первая зимняя «тачанка», сыгравшая знаменитую службу в гражданской войне.

ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ

Эскадроны Дениса помчались вдоль шоссе до Репок, решив углублять фланг и идти в сторону Днепра не прежде, чем уверившись, что магистраль шоссе свободна от неприятеля.

То обстоятельство, что Браницкий с обозом мог оказаться выше Репок, свидетельствовало, что линия шоссе защитой не обеспечена и что два ушедшие вперед эскадрона, наперекор строгому приказу не переходить шоссе без обстоятельной рекогносцировки, пересекли его и ушли к Днепру, нимало не позаботившись об обеспечении тыла. Это было первое нарушение приказа за всё время повстанческой борьбы, и как раз в тот момент, когда из партизан превратились в армию.