Шрифт:
— Да как вы смеете!.. — наконец сипло выдавил Розенберг. — Кричевский, стой, не пиши!.. Как вы можете!.. Наше мимолетное прежнее знакомство… Некоторые невинные знаки внимания!.. Ничего подобного не было, господа! Уверяю вас! Ничего!..
— Довольно, господа, довольно! — решительно встал с дивана Леопольд Евграфович, старательно скрывая улыбку в нафабренных усах. — Ничего приличного, как я вижу, из этой затеи не выходит… Да и выйти не могло! Княжна, — становой пристав подал ей руку, помог подняться с табурета, — примите мои сожаления о случившемся. Нас к этому подтолкнуло одно лишь желание лучше исполнить свой долг, заботясь о порядке в отведенном нам участке. Я сам провожу вас и распоряжусь, чтобы вас доставили домой на извозчике. Вот, господин Кричевский вас и отвезет. Одна только простая формальность, княжна: будьте любезны, предъявите паспорт. Это, знаете ли, одним махом снимет всякие имевшие место быть пересуды относительно вашего происхождения и титула, да и всех этих разногласий с именем. Не сочтите за труд, княжна, очень вас прошу.
— Но у меня нет паспорта, — невинно подняла брови Александра. — А что? Это так важно? Мне по сию пору всегда верили на слово, без паспорта. Разве одного моего честного слова недостаточно?
Эта вторая тирада княжны произвела результат, по силе не меньший, чем предшествующая ей. Сердце Кости Кричевского, воспрявшее было в надежде на благополучное разрешение конфуза, оборвалось и покатилось куда-то вниз, в безнадежность.— Ага! — вскричал поникший, обескураженный Розенберг. — Видите, да?! Все видите?! Леопольд Евграфович?! Кричевский, видишь, да?! Я же был прав!! Самозванка!.. Записывай, Кричевский, про паспорт! Записал?! Точно записал?!
— Одну минутку погодите, Михаил Карлович, — раздражительно махнул в его сторону Станевич, — не сепетите! Княжна, простите меня, что значит «нет паспорта»? В Российской империи, — становой пристав верноподданнически скосил глаза на портрет императора над столом, — в Российской империи гражданам запрещено проживать беспаспортно! Одни каторжные и лица, пораженные в правах, паспортов не имеют! Может быть, вы хотите сказать, что у вас с собой, здесь, сию минуту нет паспорта? Так это же пустяки! Объясните подробно, где он лежит, в каком месте, и мигом мой помощник доставит его сюда! Или даже вы сами можете с ним съездить и привезти… Под мою ответственность, Михаил Карлович, уж позвольте!
— Да в один миг обернемся, Леопольд Евграфович! — порываясь бежать за извозчиком, вскричал Костя, хватаясь за соломинку. Ему бы только вывести ее за двери полицейской части, там уж он найдет, как ее спасти! У Васьки Богодухова в церкви спрячет, в Троице Кулича и Пасхи! В их потайной комнатке со всяким церковным хламом! Паспорт выправить — да плевое дело, особенно в Санкт-Петербурге! Соврет что-нибудь, мол, сбежала, вырвалась… Из части выгонят, конечно, да и Бог с ним! Зато они поженятся и уедут за границу, в Италию, как она всегда мечтала, и будут там одни, и не будет там ни Лейхфельда, ни Розенберга, ни Станевича…
Он уже не таясь делал Сашеньке страшные гримасы, призывающие ее к молчанию, но она лишь изумленно вздернула брови, виновато вздохнула, приоткрыв свои мягкие волшебные губы, которых это животное Розенберг посмел желать, и, разведя руками в стороны, сказала:— Уж простите меня, господа, но у меня действительно просто нет паспорта. Украли вместе с другими бумагами и фамильными драгоценностями при переезде моем из Астрахани в Санкт-Петербург.
— Украли, как же! Ха-ха! — завопил Розенберг, оправляясь от удара, нанесенного ему княжной. — Я так и знал, что она так скажет! Сколько раз мы здесь слышали подобные песни?! Леопольд Евграфович, не смейте ей верить! Я на вас рапорт напишу!
— Прекратите, Розенберг! — неожиданно сурово сдвинул брови добрейший становой пристав, нависнув всею массой подобно глыбе над оробевшим немцем. — Это вы затеяли весь этот безобразный балаган! Я в службе уж тридцать лет без малого, без вас знаю свои обязанности, смею вас уверить, и уж исполню их в точности, будьте покойны!
Костя Кричевский бессильно упал на свой шаткий трехногий стульчик, схватился за голову, благо увлеченные перебранкой Станевич и Розенберг не обращали на него внимания. Боже мой! Зачем, ну зачем она это сказала?! Это все, разумеется, правда, тысячу раз правда, но сколько времени уйдет, пока все подтвердится?! А вдруг Лейхфельд умрет? Ведь спасение было так близко! Вытащить ее из камеры будет куда труднее. Придется, может быть, здание штурмом брать…— Господа! — в отчаянии возопил он. — Господа, но как же дворник?!
Станевич и Розенберг, запнувшись на полуслове, воззрились на него изумленно и непонимающе.— Дворник Феоктистов! Он же носил паспорт госпожи Омар-бек на регистрацию! Она зарегистрирована в седьмом номере, я проверял-с! Вы же мне сами велели, Леопольд Евграфович!
— Я полагаю, — призадумавшись и пощипывая ус, сказал Станевич, уловив резон в словах своего юного помощника, — я полагаю, нам следует обратиться за разъяснениями к княжне!
Они обернулись к ней все трое, и Костя вдруг увидел ее ожившие, смеющиеся, любящие лучистые глаза, устремленные только на него. У него даже дыхание перехватило под взглядом этих глаз, столь внезапно и беспричинно преображенных.— Ах, господа! — улыбаясь прелестною улыбкой, воскликнула она, живо взмахнув руками. — Как нам всем здесь известно, строгость российских законов во все века смягчается необязательностью их исполнения! Каюсь… Паспорт мне при регистрации заменила синенькая ассигнация! Вины дворника Филата в этом нет, не карайте его. Больше всего я не терплю, когда страдают невинные! Теперь, господин Розенберг, можете исполнить свою давнюю мечту и запереть меня! Спасибо вам за сочувствие, господин становой пристав! И вам тоже спасибо, господин Кричевский! Особенное! Куда мне идти? Ну, что же вы молчите, господа?