Спускаясь по лестнице на нижний этаж, мы повстречались с заместителем командира части, подполковником Руисом.

— Послушай, Эухенио, — молвил подполковник Лопес, взяв того за пуговицу мундира, — вот этот мучачо, он у нас служит. Ему уже за тридцать. Он, понимаешь, одинок, ему надо устраиваться на работу, да и, наверное, ему уже и семьей пора обзавестись. Чего мы тут его будем мурыжить? Восемь месяцев он уже у нас отслужил? Отслужил. Претензии к нему есть? Нет. Ты не возражаешь, если мы его освободим от несения службы досрочно, а когда срок службы кончится, мы ему сделаем соответствующую отметку в военном билете и отпустим на все четыре стороны. Ну, что ты думаешь по этому поводу? Давай ему поможем, а? (Подполковник Лопес не забыл, что я в свое время ремонтировал его машину.)

— Я не возражаю, — ответил подполковник Руис. — Раз ты просишь. Только пусть до окончания срока никуда из столицы не уезжает.

— Да никуда он не денется. Он, понимаешь, мой сосед. И хозяйку, где он проживает, я хорошо знаю. Я тебя могу заверить, что никуда он не уедет. Значит, договорились? Вот и хорошо.

— Ну вот, — сказал он, обращаясь ко мне, — так ты смотри не забывай, что если зачем-либо нам понадобишься, в любой момент мы тебя можем вызвать и ты должен немедленно явиться в часть. Понял?

— Так точно, мой подполковник, — отвечал я.

А Макс тем временем продолжал водить отремонтированную при моем участии машину Лопеса. Он отвозил детей в школу, возил его жену по магазинам, бабушку— в больницу, вывозил на пикники всю их семью, отбывая свою воинскую службу от звонка до звонка. Я же фактически получил вольную и мог заниматься сколько угодно своими делами, а через четыре месяца мог быть полностью свободен. Но если бы не добрейшая, сердобольная сеньора Кармен, то ничего этого бы не было. А ради этого стоило пожить в этом ее гараже, переоборудованном под жилье. Она так и называла меня: «мучачо дель гараж»— «парень из гаража». Я очень ей благодарен за ту доброту, которую она ко мне проявила. Тогда ей было за шестьдесят, а сейчас ее уже, наверное, нет в живых.

А подполковник Лопес… Он вскоре стал полковником и занял пост начальника нашей воинской части (то есть военкомата). Среднего роста, седоватый, вечно озабоченный. У него было семь человек детей и все мальчики, больная мать-старушка, моложавая жена. Как советский разведчик — я ему очень благодарен за ту заботу и внимание, которые он проявил по отношению ко мне. И не его вина, что он оказывал услуги капитану разведки КГБ, советскому нелегалу. Надеюсь, мой арест в октябре 1970 года не испортил ему Карьеру, так как, по моим расчетам, все мои начальники в то время уже должны были уйти в отставку, в аргентинской армии возрастная планка соблюдается весьма строго, и офицеры, вплоть до генералов, достигшие определенного возраста (то ли 50, то ли 55 лет), увольняются в запас.

А что касается Рейнальдо (преподавателя физкультуры)… Ему тоже удалось уйти досрочно из армии. Ребята с нашего этажа мне говорили, что у него дядя генерал. Вполне вероятно, что этот дядя и посоветовал ему не слишком-то общаться со мной, человеком пришлым, со смутным прошлым (а ведь так оно и выглядело со стороны, ведь я в Аргентину приехал вживаться в свою легенду, создавать какой-то впервые реальный отрезок жизни, на который я мог бы опираться, работая в будущем в США, Канаде или Мексике). Возможно, его дядя был вхож в спецслужбы, состоявшие в основном из армейских и флотских офицеров, и навел обо мне кое-какие справки. Рейнальдо с какого-то времени стал уклоняться от контактов со мной Не исключено также, что, пока мы были солдатами-однополчанами, мы были на равных. А когда вышли из сближавших нас стен, социальный барьер разлепил пас: я — автомеханик, вечно с запахами масла и бензина, с заскорузлыми руками; он — выпускник американского университета, кандидат в сотрудники такого престижного учреждения, как МИД. Вот и с девицей из госдепартамента США он меня не стал знакомить, хотя она приезжала в Буэнос-Айрес, и я все же с пей познакомился, хотя и по телефону. А через несколько месяцев я совершенно случайно встретил его неподалеку от МИДа.

— Привет, Рейнальдо! Рад тебя видеть в добром здравии. Ты сейчас где?

— Я сейчас в консульском отделе МИДа, — не без гордости ответил он.

— И что же ты там делаешь? Проводишь физкультминутки с дипломатами?

Моя не очень удачная шутка ему, по-видимому, не понравилась. Хотя чувства юмора у него было не занимать.

— Пойдем, чего-нибудь выпьем, я угощаю, — сказал я.

— Ты знаешь, извини, но никак не могу. Я сейчас очень спешу по делам. Как-нибудь в другой раз.

— Ну, смотри же, я тебе позвоню.

Но когда я позвонил через какое-то время по телефону, строгий мужской голос мне ответил, что Рейнальдо уехал в командировку за границу.

— Вот хорошо! Я рад за него. Я его товарищ по службе в армии. А куда он уехал, не скажете?

— В Марокко, — ответил голос после некоторого колебания.

Я сообщил в Центр о новом месте пребывания Рейнальдо. А через какое-то время увидел в правительственной газете «Ля Насьон» фотографию с надписью: «Бал в аргентинском посольстве в Марокко по случаю Дня нации Республики Аргентины». На переднем плане среди танцующих был не кто иной, как Рейнальдо, в белом смокинге и при «бабочке». Я переслал вырезку из газеты с очередным отчетом.

Возможно, им впоследствии и занималась наша служба. Законы конспирации не дают возможности узнать, пригодилась ли моя наводка и чем закончилась разработка, если вообще она была. То же самое и в отношении Патрисии из португальского посольства в Бразилии. Мне никогда не узнать о ее дальнейшей судьбе. Как, впрочем, и о судьбе десятков других наводок и установок, которые я пересылал в Центр.

Вдруг приходит повестка из Федерального суда. «Это еще что за новость?» — подумал я. Неприятно, когда вот так — повестка. Ночь почти не спал. Наутро отправился в Лос Трибуналес. Нашел кабинет судьи, направившего мне эту повестку. За столом восседал лысоватый, начинающий полнеть джентльмен, ярко выраженный латиноамериканец, с аккуратно подстриженными, щеголеватыми усиками.