— А что у тебя там? — Ил ткнул пальцем в привязанный к седлу моего кера сверток.

— Это ужасная тайна, — сделала я страшные глаза.

Хотя какая уж тайна — сейчас свернем с рыночной площади в Торговый город, сам увидит, куда я этот баул потащу.

— Ты мне лучше скажи, — перевела я разговор на другое, — что это за девица уже минут пять на нас пялится от рыбных рядов? Причем на тебя с немым обожанием, а на меня так, словно я ее любимую кошку отравила.

— Где? — обернулся эльф. — А эта. — Он расплылся в улыбке и приветственно помахал замеченной мной красотке. — Это Миласа. Знакомая.

— Угу. Из Портового города.

— И как это ты догадалась? — усмехнулся он.

— Как будто я не знаю, где ты в Марони бываешь и с кем знакомства водишь. И у нее такие выразительные… хм…

— Глаза? — невинно предположил Ил.

— Нет. Ниже. Тулупчик едва сходится.

— Тебе не говорили, что завидовать нехорошо?

— Завидовать? Ха! Было бы чему! Как бы я с такими принадлежностями с мечом управлялась, не рискуя отрубить себе что-нибудь?

— Знаешь, Галла, большинство женщин справедливо полагают, что созданы не мечом махать, и предпочитают несколько иные развлечения.

— Это ты на что сейчас намекаешь? — прищурилась я, обдумывая, сумею ли я вытащить из седельной сумки картофелину, а лучше кочан капусты, и метнуть в нахала.

— Только на то, что ты не похожа на других женщин, — спешно ответил он, видимо, сердцем почуяв опасность. — И не подумай, что это комплимент — я слово держу!

Вот сволочь остроухая! На его счастье мы уже въехали на неширокую улочку, заполненную народом, и кидаться овощами я не рискнула.

— За Яшкой присмотри. — Бросив наглому принцу поводья, я отвязала от седла сверток с платьем.

— Ты надолго?

Я неопределенно пожала плечами: понятия не имею, сколько времени займут все эти примерки-подгонки.

— Может, я тогда прогуляюсь, а керов привяжу к… Слушай, — спросил он шепотом, озираясь на прохожих, — ты не знаешь, как называется коновязь, только для керов?

— Понятия не имею, — призналась я. — Поинтересуйся у народа. Сними капюшон, покажи ушки и начни со слов: «Извините, я не местный».

От портнихи, пообещавшей, что через два дня платье будет готово, я вышла минут через сорок. Керы скучали у неведомо как называемого деревянного приспособления в начале улицы, а Иоллара нигде не было видно. Поразмыслив, куда бы он мог пойти, я направилась к оружейной лавке. Там эльфа не видели. У сапожника и мужского портного — тоже. Заподозрив у вредного эльмарца наличие интеллекта и тяги к его дальнейшему развитию, заглянула к букинисту, и там мне ответили, что данный юноша у них был, приобрел две книги и удалился в неизвестном направлении. Прекратив бесцельные поиски, я решила поступить разумно и вернуться к керам — сам подойдет, никуда не денется.

Пока ждала, успела рассказать какой-то тетке, на каком ряду купила яйца, отшить желающего познакомиться с «милой девушкой» волосатого и воняющего потом мужика, поругаться со сторожившим ящерок молодым нахалом, утверждавшим, что пошел уже второй час как они здесь «припаркованы», а стало быть, нужно приплатить. Спор наш прекратил вернувшийся эльф, молча отвязав керов и сунув под нос вопящему о несправедливости жлобу вместо вожделенной денежки увесистый кулак.

— И где ты шлялся?

— Странно, — глубокомысленно заметил он, — почему, когда ты куда-то уходишь, это называется «делать покупки», а когда я — «шляться»?

— Хорошо, — частично признала я его правоту. — И где же ты шлялся, делая покупки? И что это за покупки?

— Это ужасная тайна, — повторил он мой трюк со страшно-загадочным взглядом, приторачивая к седлу сумку, в которой помимо книг лежало что-то еще.

С телепортацией у магистра Салзара было из рук вон плохо. Для открытия проходов приходилось использовать специальные амулеты, но и с ними редко когда удавалось прямое перемещение. Он и про тройной каскад тогда соврал: до Марони он добирался аж в пять этапов! Но признаваться в этом никому не собирался, как и отчитываться в истинных причинах того, почему вместо ежедневных прыжков в столицу и обратно решил снять комнату в недорогой гостинице на границе Школьного квартала и Торгового города.

Он затянул завязки плаща и в последний раз взглянул в зеркало. От бессонных ночей под глазами залегли темные круги, черная щетина покрыла впалые щеки, и как-то особенно сильно стал выделяться тонкий длинный нос с горбинкой, делая его похожим на птицу. Ворон и есть. Только назвали его так не из-за носа. Ворон — умная черная птица, не брезгующая падалью. Ворон всегда прилетит туда, где уже побывала Неизбежная [20] . А иногда он сам несет ее дух на своих крыльях. Колдун не любил это прозвище, но не считал его несправедливым.

Дойдя до связующего город и школу портала, он в который раз мысленно посетовал, что нет такого же между Азгаром и Марони. Из столицы Кармола вообще не было прямых телепортационных каналов — это якобы ослабляло оборону, а в какую-то давно забытую войну вражеские маги умудрились взломать запечатанный портал и проникнуть в город.

На школьном дворе, куда некромант вышел все еще погруженный в размышления, его едва не сбила с ног толпа спешащих с уроков школяров, а уши заложило от звона молодых голосов. В той школе, где когда-то обучался он сам, было намного тише. Просто школа была меньше, и учеников в ней было не так много: там было всего одно отделение, и принимали на него лишь молодых людей, обнаруживших в себе темный дар мастеров Смерти. И обучали их только этому искусству и основам стихийной магии, не тратя время на прочие науки. А тут некромантию преподает дряхлый старец, забывший все, что когда-либо знал, и умеющий лишь превратить покойника в зомби, чтобы потом уложить его «тленом». Естественно, что при подобном подходе отдельного курса для некромантов не было, хотя Салзар и замечал кое в ком из учеников соответствующие таланты, которые за годы такой учебы померкнут, не найдя должного выхода. А несостоявшийся мастер Смерти станет средненьким стихийником или даже целителем, ведь целительство и некромантия — всего лишь разные стороны одной монеты, как жизнь и смерть есть неразрывное целое.