Шрифт:
Свидетель говорит об осквернении немцами русской церкви. Гитлеровцы разрушили храмы в селах Воскресенске, Константиновке, Погореловке и др. В селе Бормасове немцы устроили в церкви конюшню.
Свидетельница В.И. Капран рассказывает о том, как она была угнана в немецкое рабство и испытала на себе, как и другие невольники, издевательства и унижения.
Свидетельницы М.М. Лещенко и Ф. Саркисова привели ряд фактов фашистских расправ над мирным населением, жертвами которых явились они сами и их семьи.
Вечерние заседание 13 января.
Продолжается допрос свидетелей.
Свидетельница М.С. Ацеховская, жительница местечка Березнеговатое, подтверждает, что неоднократно видела, как подсудимый Михель жестоко избивал арестованных советских граждан, которые после этого оставались навеки калеками.
Свидетельница говорит о трагической судьбе ряда ее знакомых, арестованных Михелем. Вера Санченко после допроса сошла с ума, местный врач после зверского истязания покончил жизнь самоубийством.
Михель пытается опровергнуть показание свидетельницы, он заявляет, что при допросах лишь иногда бил арестованных. Но суд факт за фактом устанавливает, что истязания советских людей в жандармском посту села Березнеговатое были систему [165] .
Врач-невропатолог О.А. Доброславская показывает суду, что немцы уничтожили прекрасно оборудованную психолечебницу в Херсоне, расстреляв около 900 больных.
Свидетельница рассказывает о значительном увеличении психических заболеваний в годы оккупации. Затравленные, доведенные до отчаяния люды — жертвы фашистского террора, подвергались тяжелой психической травле.
165
На вопрос председателя суда, помнит ли Михель фамилии замученных им людей, обвиняемый отвечает:
— За последний год войны. Во время отступления, у меня было много разных переживаний, и я позабыл все фамилии. Я много думаю о своей семье.
— А о семьях замученных вами людей вы не думаете? — задает вопрос председательствующий.
Михель молчит. Ему нечего сказать.
— Я знаю много случаев. — говорит Доброславская — когда матери, потерявшие своих детей, угнанных на немецкую каторгу, не только сходили с ума, но и умирали.
Свидетель, житель местечка Баштанка, П.С. Гапон, рассказывая о зверствах жандармерии, приводит факт расстрела гитлеровцами в апреле 1943 года в Каменоломне более 150 советских граждан.
После допроса Гапона суд допрашивает свидетеля В.С. Захарова, работника старообрядческого кладбища г. Николаева. Захаров рассказывает суду о похоронах замученных в гестапо людей. Могилы казненных имели 30 метров длины, 2.5 ширины и полтора мера глубины. Каждый раз эти ямы были наполнены до краев убитыми женщинами и детьми.
Свидетель М.С. Балушкин, работник лагеря военнопленных «Темвод», приводит факты массовых расстрелов гитлеровцами советских военнопленных, трупы которых затем сжигались в целях сокрытия следов преступлений. Холод голод, невыносимая грязь и скученность в помещениях лагеря вели к заболеваниям людей, ежедневно уносили сотни человеческих жизней. Весь режим в лагере был направлен на уничтожение находившихся там советских граждан [166] .
Подсудимым предоставлено право задавать вопросы свидетелям. Но им нечего спрашивать, нечем опровергнуть показания очевидцев их преступлений.
166
«...Во время утренней проверки военнопленных заставляли раздетыми стоять на на морозе по несколько часов. Когда проверка кончалась, на дворе оставалось несколько замерзших людей. В лагере был устроен «карцер» — небольшое пространство на дворе, огороженное колючей проволокой. Сюда провинившихся бросали на 8 и больше дней, оставляя без пищи, под открытым небом на морозе. К концу заключения в карцере люди, обычно, замерзали...»
Допросом свидетеля Балушкина вечернее заседание заканчивается.
Утреннее заседание 14 января.
В начале утреннего заседания, перед продолжением допроса свидетелей, слово предоставляется подсудимому Хапп, который добавляет к своим прежних показаниях некоторые факты нечеловеческого отношения в военнопленным в Кировоградским лагере. За два месяца тут было убито 11.000 чел. Ежедневно вывозили 120—130 мертвых военнопленных.
Подсудимый Хапп заявляет, что бывший военный комендант Николаева подсудимый Винклер должен был хорошо знать о том, что творится в Кировоградском лагере, также, как он знал о каторжных условиях в лагерях для военнопленных в Николаеве, Новом Буге и Херсоне [167] .
167
«— Не раз, нам в Кировоградском лагере зачитываюсь приказы Винклера, в которых наказывались те, кто мягко относился к пленным.»
Заявляет Хапп.Свидетель Чиж А.П. рассказывает о зверской расправе немцев над мирным населением хутора Буда, Чигиринского района, Кировоградской области, происшедшей 18 тоня 1943 года. Все здоровое население хутора было угнано в Германию, остальные жители были расстреляны, а хутор сожжен. Самому свидетелю и еще трем жителям хутора чудом удалось спастись.
Следующим дает показания свидетель врач Гричановсний П.Д. из села Казанка. Буквально через несколько дней после вступления немецких войск в село, жандармами были расстреляны все проживающие в Казанке евреи. На школьном дворе была воздвигнута виселица. В июле 1942 г. был зверски замучен и убит священник Ярославский. В июле 1943 года, карательной группой СД в селе было арестовано 150 человек.
Перед уходом из района немцы угнали около 12 000 чел. местного населения в возрасте от 14 до 60 лет.
О насильственном угоне населения Елисаветградковского района, Кировоградской области рассказал Трибуналу свидетель Кротенко Т.Я.
Следующей дает показания свидетельница Вдовиченко Е.Ф., жительница хутора Вдовичин, Чигиринского района. Вдовиченко рассказывает о поголовном истреблении населения хутора, о нечеловеческих расправах немецких карательных органов над крестьянами [168] . В живых остались только двое. Хутор был сожжен. Среди подсудимых Вдовиченко узнает майора Бютнера, который лично руководил этой карательной группой.
168
«...Немцы согнали нас в кучу, зверски избивали, толкали ногами в живот, груди. У меня на руках был сын четырех лет, а рядом дочь и сын 15 и 13 лет. У Вдовиченко Гали также трое детей, у Вдовиченко Христи пятеро детей, в том числе семимесячный ребенок, у Мицки Прасковьи четверо детей, у Лены Голуб — трое. Немецкие полицаи показывали на нас пальцами и кричали «партизаны, партизаны». Потом выхватили семимесячного ребенка, бросили его оземь и меня толкнули на него. Ребенок, был придушен, но немецкий полицай еще пристрелил его. Одного двухнедельного ребенка полицаи повесили. Всех моих детей расстреляли. Расстреляли также всех остальных жителей хутора, которые были согнаны сюда...»