Колос. А я думал, ты его сейчас стукнешь. Вот трус, вот шкура!

Огнев. Жаль, что он из штаба фронта, а то бы я его от слова «окружение» отучил навеки.

Входит капитан, начальник связи.

Капитан. Товарищ командующий, шифровка.

Огнев (взял, читает, передал Колосу). Как связь?

Капитан. Мешают разряды, и немцы подняли тарарам в эфире, но держим.

Огнев (Колосу). Как тебе это нравится?

Колос. Ничего не понимаю.

Капитан. Разрешите быть свободным?

Огнев. Идите.

Капитан вышел.

Колос. Командующий фронтом или ничего не понял, или не хочет понять. Закрепляться здесь и ждать, чего ждать?

Огнев. Покуда немцы не подтянут все, что могут. А потом скажет: что же это вы, голубчики, влипли, сколько я вам мозги вправлял? Куда смотрели? Что же, прикажете теперь голову вам поотрывать?

Колос. Непременно. Чтоб его черти взяли, старый бык! И откуда у него все это взялось?

Огнев. А все недалекие люди такие. Добравшись до власти, любуются собой и любят только поучать и ругать. И обязательно всем хотят дубиной мозги вправлять. (Звонит телефон. Взял трубку.)Да... А вы где находитесь? Заходите.

Колос. Кто?

Огнев. Мой начпоарм Орлик. Вот дьявол, вчера его чуть не угробили! Осколками руку поранило. Лезет всегда в самое пекло.

Колос. А я думал, он у тебя философ.

Огнев. Грамотный, был когда-то политруком, на двух языках говорит. Я его так профессором и называю.

Колос. И характер крепкий...

Огнев. Ого! Ты не смотри, что худенький и в очках, кости может поломать любому.

Колос. А у меня комиссар, Онуфрий Стратегов, здоровый-здоровый, насилу лошадь ему нашел, чтоб выдержала, но насчет грамоты не больно. Правда, на коне держится хорошо, ездит отлично, любит коня.

Огнев (смеется). Фамилия-то чего стоит. Стратегов! И где ты его выкопал?

Колос. Прислали. Я его называю Онуфрий Копыто. Это ему больше подходит.

Огнев. И не обижается?

Колос. Нет, он же понимает...

Входит начпоарм Орлик, рука у него перевязана.

Огнев. Я на вас в обиде. Зачем вы в бой с третьим батальоном пошли? Не к лицу начпоарму очертя голову...

Орлик. Из дивизии сообщили, что в третьем батальоне начались нехорошие разговоры.

Огнев. Кто же это там орудует? Нашли?

Орлик. Да, политрук был там очень бдительный товарищ, сверхбдительный, все обнаружил сразу и доложил по начальству. Ко мне пришло уже целое дело. Орудовали там два человека, и, представьте, оба — награжденные орденами.

Огнев. Что такое? Какие разговоры вели?

Орлик. Очень опасные. (Смеется.)Подумайте, они говорили, что командир батальона — настоящий барин, и политрук — тоже, завели себе повара, жрут за пятерых. А кухня для бойцов работает ни к черту; бойцы побили морду повару за то, что всегда варит бурду.

Огнев записывает.

Не записывайте. Я в батальоне поднял такой тарарам, запомнят надолго. И политрук и командир.

Огнев. Вот сволочи! Вы приказ подготовьте, я подпишу. Коротко, но ярко изложите этот факт; а потом — запрещаю всем командирам принимать пищу до тех пор, покуда бойцы не поели.

Орлик. Очень хорошо! Сегодня же сделаю.

Колос. А все-таки расскажите: как в бой вы попали? Как руку поцарапало?

Орлик (смеется). Немцы узнали, что провожу столь важную беседу, и пошли в наступление.

Колос. Ну?

Орлик. Не мог же я сказать бойцам: вы, товарищи, здесь подеритесь малость, когда кончите, я приду продолжать беседу.

Колос. И что же? Вы в атаку — «За родину, ура!»?..

Орлик. Куда мне! Там у командира голос, как труба иерихонская. Я к минометчикам пошел. Спасибо, разрешили пострелять. Мои мины неплохо ложились. Правда, командир батареи не выдержал, сгоряча матом меня покрыл за то, что медленно стреляю. Я сразу и бросил. Уступил место минометчику.