– Э-э-э… Басти! – попытался вмешаться околачивающийся неподалеку Ржига. – Ты что такое несешь?

– А ну… з-замолчи! Б-ба… ба-алтаешь, как б-ба… ба-ба! – внес посильную лепту в разговор и барон Армин. – Хыррр…

Себастьян, кажется, хотел добавить к уже сказанному еще пару ласковых слов, но здоровенная ручища опекуна дотянулась до его лица и накрепко запечатала рот.

О, несмотря на видимую неуклюжесть и мешковатость, барон Армин был силен! Несколько тщедушных попыток высвободиться ни к чему не привели. Бледный, задыхающийся, с оцарапанной желтыми баронскими ногтями шеей, Себастьян упал на палубу. Он запутался ногами в снастях бегучего такелажа и повторно упал при попытке встать.

От предательской наливки повара Жи-Ру кружилась голова…

Страшно было не это. Извернувшись на палубном настиле и больно ударившись подбородком о какую-то чугунную штуку для крепления снастей, Себастьян поймал на себе неподвижный взгляд Аннабели.

Вот это и было страшно. Ровное, спокойное презрение. В последний раз он видел у нее такой взгляд, когда двое пьяных конюхов посадили визжащего Ржигу в чан с помоями. Причем кверху ногами. Конечно, это презрение предназначалось отнюдь не наглотавшемуся мутной мерзости брешаку-поваренку, а его тупоголовым мучителям.

А вот теперь – ему, Себастьяну.

Он даже не стал подниматься, а просто отполз к левому борту и сел к нему, больно упершись острыми лопатками в деревянную обшивку. К нему медленно приблизился барон Армин. Он сопел, размазывал по левому углу рта жирный соус и время от времени притопывал ногой. Вопросы, один за другим брошенные в Себастьяна, были под стать этим действиям опекуна:

– Ты кому же это хамишь, порося? Надеюсь, теперь понял, на кого наседал, лягушачий помет? То-то! Ариолан Бэйл – это… э-э-э… Ого-го! – не найдя эпитета, достойного отразить все превосходство мастера Бэйла над незадачливым поклонником его невесты, воскликнул барон. – Вижу по твоей роже, что тебя немного поставили на место. Так-то, брат…

Добрый дядюшка Армин, выговорившись, существенно сбавил обороты и смотрел на Себастьяна безо всякой неприязни. К несчастью, его воспитанник был не в том состоянии, чтобы воспользоваться вновь возобладавшим в опекуне сытым благодушием.

Не поднимая глаз, он тихо сказал:

– Когда вы вышли от владетеля Корнельского, у вас была еще более жалкая рожа, чем сейчас у меня…

Глухо ударила в борт высокая волна. Несколько брызг долетели до обрюзглой физиономии барона Армина, который густо побагровел и ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Наконец он заговорил. Все, на что его хватило, – это зловеще процедить:

– Та-ак!

И сразу же удалился.

Тем, кто знал барона Армина хоть немного, сразу бы стало ясно, что это намного хуже любых воплей, оскорбления, брызганья слюной и даже рукоприкладства.

И Аннабель, и Ариолан Бэйл, и сопровождающие их студенты слышали каждое слово этой безобразной сцены. Ибо барон говорил очень громко, не стесняясь… Ну а тихие слова Себастьяна донеслись еще явственнее, потому что за мгновение до того, как он начал отвечать барону, на судне разом, словно по единому вздоху, по мановению властной руки воцарилась мертвая тишина.

Впрочем, вскоре о Себастьяне забыли. Или сделали вид…

Ибо на горизонте показался тот самый архипелаг Аспиликуэта – точнее, его сердцевина, центральный и самый большой остров Куэта-Мор, сверху похожий на разломленный гигантский плод. Вокруг него, как чешуйки этого плода, роились многочисленные маленькие острова, островки, гряды камней, извилистые подводные хребты и скалы…

Сначала это было невнятное вытянутое пятнышко на горизонте, над которым стояло неподвижное белое облачко. Потом из океана поднялась череда пиков, цепь, господствующая над островом и окруженная черными соснами. И только потом стало видно, что эти пики – всего лишь мрачное навершие, крошечная часть светлой и приветливой суши.

Остров был великолепен. Бриг «Летучий» шел вдоль его побережья на расстоянии какой-то морской полулиги, и отсюда восхищенным взорам Аннабели, девушек и их сопровождающих открывались живописные бухты, окаймленные широкой полосой светло-серебристого и белого песка, за которой поднимался густой лесной массив.

Высокие деревья были оплетены лианами с лиловыми, белыми и желтыми цветами. И плыл в теплом воздухе нежный, как дыхание ребенка, аромат.

Бриг начал медленно втягиваться в одну из бухт. Над ней высился массив высоченной скалы, изобилующей острыми и опасными расщелинами. Из тех расщелин раскручивали свои извилистые тела несколько уродливых деревьев с голубоватыми стволами.

Когда «Летучий» выбрал место для стоянки и по распоряжению капитана стал выпускать якоря, лязг якорных цепей спугнул с крон прибрежных деревьев целую птичью стаю и взбаламутил неподвижно стоящий в воде косяк рыб. Вода в той бухте была настолько прозрачна, что можно было до мелочей видеть дно – хотя по тому, насколько длинные якорные цепи выбрали, глубина здесь была приличная…

Аннабель сложила руки на груди и выговорила:

– А ведь это совсем близко от наших мест…

Это действительно ничем не напоминало серые камни и бледные песчаные отмели кесаврийского побережья, отстоявшего отсюда меньше чем на дневной переход. «Какое несходство», – пробормотал Себастьян. Несмотря на пламенную речь перед Ариоланом Бэйлом, содержащую яркое описание этих мест, он никогда доселе не видел острова Аспиликуэта.