— Нужна осторожность, — напомнил Шенар.

— Атон поможет нам, — убедительно заявила восторженная Долент.

— Я не забыл о своем первоначальном проекте, — заметил колдун, — ослабить магические силы Рамзеса, единственную действительную преграду, встающую на нашем пути.

— Ваша первая попытка не увенчалась успехом, — напомнил Шенар.

— Все же признайте некоторую действенность моих методов.

— Результат недостаточен.

— Я это знаю, господин Шенар. Поэтому и решил использовать другой способ.

— Какой?

Ливийский маг указал на кувшин с надписью.

— Прочтите!

— Гелиополис, Дом Жизни. Четыре рыбины: лобаны. Ну и что?

— Это не просто рыба, а еда, предназначенная для подношений. Рыба заботливо отобрана и уже находится под воздействием магии. У меня так же есть этот кусок материи.

Офир потрясал шалью.

— Можно было бы подумать…

— Да, господин Шенар, это действительно любимая шаль Великой Супруги Фараона Нефертари.

— Вы ее… украли?

— У меня много верных помощников, я говорил вам это.

Шенар был удивлен. К каким же уловкам пришлось прибегнуть Офиру?

— Чтобы продвинуться вперед, было необходимо объединить эти два предмета: священную еду и шаль, касавшуюся тела царицы. Благодаря этому и вашей решимости нам удастся восстановить культ Атона. Лита должна царствовать: она будет царицей, вы — Фараоном.

Лита посмотрела на Шенара восторженным и доверчивым взглядом. Малышка была весьма соблазнительной и представляла собой очень подходящую любовницу.

— Если Рамзес останется…

— Он всего лишь человек, — заявил Офир, — и не сможет устоять против сильных и повторяющихся приступов. Для того, чтобы победить, мне нужна помощь.

— Я полностью в вашем распоряжении, — воскликнула Долент, сильнее сжав руки Литы, которая все время смотрела на ливийца.

— Ваш план? — спросил Шенар.

Офир скрестил руки на груди.

— Ваша помощь мне необходима, господин.

— Моя? Но…

— Все четверо, мы желаем смерти царской чете. Все вместе мы представляем четыре направления в пространстве, границы времени, целый мир. Если один из нас исчезнет, колдовство станет невозможным.

— Но я не колдун!

— Будет достаточно вашей доброй воли.

— Согласись, — умоляла Долент.

— Что я должен делать?

— Все очень просто, — уточнил Офир. — Но это приведет к свержению Рамзеса.

— Давайте начнем.

Маг открыл кувшин и вынул оттуда четыре соленые и высушенные рыбины. Во власти какого-то наваждения Лита оттолкнула Долент и легла на спину. Офир положил ей на грудь шаль Нефертари.

— Возьмите одну из рыбин за хвост, — приказал он Долент.

Высокая пышнотелая брюнетка повиновалась. Из складок туники Офир вынул маленькую статуэтку Рамзеса и вложил ее в пасть лобана.

— Вторую, Долент.

Маг повторил ту же процедуру.

Четыре рыбины проглотили четыре статуэтки Рамзеса.

— Фараон либо погибнет на войне, — предсказал Офир, — либо попадет в ловушку, подстроенную нами по его возвращению — будет навсегда разлучен с Нефертари.

Офир прошел в маленькую комнатку. За ним последовали Долент, несущая на вытянутых руках четыре рыбины, и Шенар, желание которого навредить Рамзесу возобладало над страхом.

В центре комнаты находилась жаровня.

— Бросьте рыбу в огонь, господин. Таким образом будет выполнена ваша воля.

Шенар не колебался.

Когда последняя рыбина была охвачена огнем, внезапный крик заставил его подпрыгнуть на месте. Все трое побежали в гостиную.

Шаль Нефертари вспыхнула сама по себе, обжигая белокурую Литу, которая была близка к обмороку.

Офир убрал кусок материи, пламя погасло.

— Когда шаль будет полностью сожжена, — объявил он, — Рамзес и Нефертари станут жертвами демонов.

— Лита должна будет снова страдать? — забеспокоилась Долент.

— Она согласилась на эту жертву. Все время в продолжении колдовства она должна будет оставаться в сознании. Вы будете ухаживать за ней Долент; как только ожог заживет, мы продолжим, пока не сожжем шаль дотла. Нам понадобится время, господин Шенар, но мы добьемся удачи.

Главный лекарь Северного и Южного Египта, дворцовый лекарь, доктор Парьямаху был бодрым сорокалетним мужчиной с длинными, тонкими и изнеженными руками. Он был женат на знатной жительнице Мемфиса, родившей ему троих красивых детей, и мог бы похвастаться тем, что сделал блестящую карьеру и пользовался большим уважением.