Наконец остался один человек, который еще официально не поздравил его: премьер-министр. Они пожали друг другу руки. Вперед выступил помощник и передал премьер-министру стеклянный футляр. Премьер еще раз пожал Адаму руку и вручил ему футляр. В центре, на подушке из черного бархата, лежал стилет, каким традиционно пользовались в Бюро. На лезвии была выгравирована цитата из Псалтыря, 121: 4: «Не дремлет и не спит страж Израиля». У Адама закружилась голова, и он помотал ею, чтобы прийти в себя. Сияя улыбкой, премьер-министр заключил Адама в медвежьи объятия.

— Родина гордится тобой, — сказал он, — мы все тобой гордимся.

— Осторожно, — сказал Адам, — ваш костюм промокнет.

— К черту костюм, — ответил премьер-министр. — Под этим костюмом бьется такое же сердце, как у тебя, сердце солдата.

— Послушайте, — сказал Адам, — операция «Смена режима»…

— Забудь, — великодушно отмахнулся премьер. — Я все прекрасно понимаю. Тебе пришлось пойти на поводу у этого мерзавца Авнери и проныр из «Викиликс». У тебя не было выбора — МРБ наблюдало за тобой круглые сутки. Отказаться — значило бы дать им повод усомниться в твоей враждебности к Моссаду. Твоим первым долгом было делать все возможное для успеха операции, поддерживать свое прикрытие. Таково предназначение «Чистых». Я знаю об этом.

— Да, но я имел в виду Авнери. Не травите его. Он всего лишь дрянной клоун.

— Я не стану марать руки об этого дурака. Мы осадим его, но позволим сохранить свободу. Деньги свои он получил, так какого черта. Вреда от него больше не будет.

— Это усложнило вам жизнь? В политическом смысле?

— «Викиликс»? Ерунда. Последние несколько дней меня все кому не лень обвиняли в заказных убийствах политических оппонентов. Приятного, мягко говоря, мало. Но утром все заголовки затрубят об авиаударах. Независимый обозреватель подтвердит существование желтого кека, так что всем станет ясно: у нас не было иного выбора, кроме как нанести упреждающий удар. Завтра твои откровения обесценятся. Мы победим на выборах — честно и открыто, — и все будет хорошо. А ты получишь новый псевдоним и щедрую награду за труды.

У Адама была ватная голова, будто он только что очнулся от долгого сна. Но боль не ушла: их с Насрин разлучили. До сих пор он реагировал на все машинально, бездумно. Но сейчас ему показалось, что настал момент высказать то, что у него наболело. Он открыл рот, чтобы заговорить, но слова так и не прозвучали. Он знал, что его все равно не поймут. Поэтому просто объявил:

— Это моя последняя операция. Таков был уговор.

— Ладно тебе, — сказал РОМ, беря его под руку, — эти вопросы мы еще успеем обсудить.

— Можно, чтобы эту штуку сейчас же вытащили у меня из уха? — попросил Адам. — И из плеча? Она сводит меня с ума.

Премьер-министр посмотрел на РОМа, и тот подозвал помощника.

— Отведите полковника Фельдмана освежиться, — сказал он, — а потом в лазарет, чтобы из него извлекли микрофон и приемник. — Он повернулся к Адаму. — Мой мальчик, — сказал он, — ты отлично справился. Отлично. Я хочу, чтобы ты знал это.

— Не сочтите за дерзость, — сказал Адам, — но это была моя последняя миссия. Это в самом деле была моя последняя миссия.

— Конечно, — сказал РОМ, вынимая из внутреннего кармана пачку сигарет «Ноблесс» и зажигалку и протягивая их Адаму. — Конечно. Покури, расслабься. У нас много времени.

Адам с благодарностью принял сигареты, и в следующий миг его уже выводили из каюты и спускали в недра корабля. Теперь двигатели заработали на полную мощность, он слышал их, чувствовал вибрацию под ногами. «Судно уходит из враждебных вод, — подумал он. — Уходит домой».

Искупавшись — он так тщательно отмывался, будто хотел очистить саму душу, — и переодевшись в сухое, Адам сел на кровать и стал ждать, когда кто-нибудь придет и сопроводит его в лазарет. Ухо и кисту на плече распирало и жгло. Адам подсознательно ждал, что Коль появится у него в голове, призовет его быть сильным, верить в себя. Но умом понимал, что этого никогда больше не случится. Операция закончилась. Адам закрыл глаза, попытался собраться с мыслями. Потом взял сигареты РОМа и поднялся на палубу, прихватив с собой стилет в футляре.

На палубе никого не было. Стояла теплая ночь, но по глади океана гулял холодный бриз. Адам перегнулся через планшир, прислушиваясь к гулу двигателей, наблюдая, как пенный хвост растворяется в море. Вода была чернильного цвета, и таким же было небо; звезды раскинулись над головой, как шатер светящихся насекомых, застывших во времени. Адам курил сигарету за сигаретой, позволяя ветру вырывать дым у себя изо рта. Табак был едким, насыщенным, более крепким, чем в сигаретах за пределами Израиля. Он обжигал горло и притягивал электрические разряды воспоминаний.

Адам задумался о том, где сейчас Франц Грубер, он же Авнери. Авнери, который всегда верил, что идет на шаг впереди. Илан Авнери, который ни на секунду не усомнился, что Адам просто опальный оперативник, и ни за что бы не догадался, что этот опальный оперативник выполняет операцию для подразделения, о существовании которого он, Илан, не имеет ни малейшего понятия. Эта миссия много раз стравливала Адама с Бюро; много раз Бюро пыталось поймать и даже убить его, видя в нем в лучшем случае сорвавшегося с цепи кретина, а в худшем пособника врага. Но и Адам в долгу не оставался. Альтернативы у него не было; раскрыться, даже самому Бюро, означало бы нанести Израилю гораздо больший вред, чем это могли сделать отдельные стычки с оперативниками в Лондоне. В конце концов, агенты МРБ уже успели просочиться в Бюро; кто знает, насколько глубоко ушли их корни.