Приказ предупреждал, что в случае несдачи оружия массовые расстрелы будут и впредь применены. С омерзением и ужасом читали евреи этот приказ, но ни один человек не сдал оружия, хотя оно каждый день поступало в гетто и переотправлялось в партизанские отряды.

Медленно, не спеша, ликвидировал Рыббе гетто. Под свой контроль он взял рабочие колонны: каждый вечер он с Михельсоном встречал и обыскивал их. Если у кого-либо из рабочих Рыббе находил несколько картофелин, бутылку молока или жиры, ”преступника” отводили на кладбище и расстреливали; продукты отвозились на квартиру к Рыббе и Михельсону.

Рыббе утверждал, что он преследует лишь тех, кто занимается политической деятельностью и причастен к партизанскому движению. В тех случаях, когда Рыббе устанавливал, что из колонны исчезал человек, расстреливали всю колонну. Так были уничтожены колонны рабочих спиртзавода, тюрьмы и многие другие. Евреев, работающих в тюрьме, предупреждали, что они не имеют права разглашать виденного в тюремной ограде. Для того чтобы изолировать их, не дать возможности общения даже с евреями гетто, их заставляли жить в бараках при тюрьме.

В мае 1943 года по приказу начальника тюрьмы Гинтера, всех рабочих-евреев выстроили, раздели донага, погрузили в машину, вывезли за город и расстреляли.

— Слишком много знали, — сказал Гинтер.

После этого он явился к Эпштейну в Юденрат, чтобы получить новых рабочих. Новую группу людей отвезли в тюрьму. Через три недели и их расстреляли.

Вскоре Рыббе отдал приказ доставить на биржу труда всех детей, не имеющих родителей. Привели ребятишек, оборванных и голодных. Туда попали и некоторые дети, еще имевшие родителей. Детей отвезли на машине в тюрьму, а оттуда на расстрел.

Матери после этого убийства боялись оставлять детей дома и вели их с собой на работу, нередко перенося их в мешках. Однажды немец Шернер подошел к машине, стащил с нее 6-летнего малыша, кинул на каменную мостовую, наступил сапогом на шейку, растоптал сапогами и отбросил мертвого, изуродованного ребенка в сторону.

На следующий день Бунге, встречая рабочие колонны, схватил 11-летнего мальчугана, повел его на кладбище и там расстрелял. Вернувшись к колоннам, Бунге снова вытянул за руку из рядов второго мальчика и повел к кладбищу, но не довел его до кладбища, а тут же на Сухой улице расстрелял. Старики и безработные, по мнению Рыббе, тоже обременяли гетто. Безработными считались даже те люди, которые не вышли на работу по уважительным причинам, даже имеющие официальное освобождение от работы на 2—3 дня.

150 человек ”безработных” и стариков были вывезены из тюрьмы и расстреляны. Гетто таяло, с каждым днем уменьшалось количество оставшихся в живых. Оправдалось предсказание слуцких евреев, что Рыббе послан в Минск для ликвидации гетто.

Рыббе, проводя свою политику, стремился к тому, чтобы сведения о его злодеяниях не выходили за пределы гетто. Но скрыть этого он не смог. В ”Луфтваффе” работал немецкий офицер — инспектор Шульц, он договорился с евреями, работавшими у него, что вывезет их из гетто. Он посадил 37 евреев в грузовую машину, вооружил их пулеметами, наганами, винтовками, захватил с собой радиоприемник, и сам уехал вместе с евреями в партизанский отряд. Случай этот совершенно исключительный, и мы считаем нужным упомянуть о нем.

После детей, ”безработных” и стариков настала смертная очередь врачей.

В конце апреля 1943 года Рыббе отдал приказ представить ему списки врачей. Еще через несколько дней поступило новое распоряжение: всем врачам явиться в Юденрат. Оттуда их повели в гестапо.

Рыббе обратил внимание Эпштейна на то, что среди врачей есть пожилые люди, как доктор Гехман, инвалид доктор Канцевая (она прихрамывала) и просил относиться к ним бережно, провести через город, чтобы они не уставали и не отставали.

Всех поразила такая забота изверга, поразила и испугала. Рыббе предложил врачам явиться в этот день к 16 часам на еврейскую биржу. Пришли врачи, там уже ждали Рыббе и Михельсон. Быстро разбили врачей на группы, пожилых — Гехмана, Шмоткину, Канцевую, врачей по детским болезням Савчик и Лев, врачей детского дома, инвалидного дома, большую часть врачей по внутренним болезням, ушников, зубных врачей — отвели в сторону.

Отобранных врачей повели в бункер (арестантское помещение при бирже труда). Как только стемнело, послали за их семьями. Привели Лев-Млынского (историк, научный работник) с двумя детьми, сына врача Шмоткиной, трех детей врача Савчик, — всего около 100 человек. К 5 часам утра, до ухода рабочих колонн, пришли Бунге и Шернер с отрядом полицейских и повели колонну в тюрьму; там с них сорвали одежду, избили и умертвили.

12-летняя дочь врача Савчик, когда обреченных врачей с семьями вели к тюрьме, кричала: ”Ничего, мамочка, смело иди, за нашу кровь отомстят”.

На очередь стали детский и инвалидный дома. В конце апреля 1943 года в ясную лунную ночь, в 23 часа, к большому двухэтажному дому, в котором жили дети, инвалиды и обслуживающий их персонал, подъехали две машины: легковая и грузовая. Из легковой машины вышли Рыббе с Михельсоном и, подойдя к дому, указали на него сидевшим в грузовике и уехали. Дом стоял на Заславльской улице, на самой границе с русским районом. Полицейские перерезали проволоку и окружили дом. Детей и персонал хватали голыми и бросали в кузов машины. Инвалидов, больных и маленьких детей расстреливали на месте. В течение одного часа все было закончено.