— Нет так нет, — откликнулся Эйрик. В его потухшем голосе все еще слышались отзвуки недавнего воодушевления. — Правда… по моему мнению, сила заключается в самом Камне, и только в нем.

Намек был сделан почти вскользь, но Уинетт вспыхнула. Так значит, ею движет всего лишь ложная гордость? Ее охватили страх и смятение. Если Эйрик не обманывает ее, значит, она сама лишает себя его помощи. Она отказывает ему в средстве, способном привести сюда Кедрина, себе — в возможности бежать из этого странного мира. Но если он лжет и талисман нужен ему для каких-то темных дел? Если он новый подручный Ашара — или даже сам Ашар? Тогда вручить ему талисман означало предать все, что для нее свято, и наделить врага невиданной силой.

— Не стоит забывать и о Кедрине, — виноватым тоном проговорил Эйрик, словно невысказанное подозрение Уинетт смутило его. — Представь себе, что мы не ошиблись и он тебя ищет. Значит, он должен найти какой-то способ проникнуть в Нижние пределы. Если это удалось, Ашар не поскупится на ловушки. Кедрину предстоит трудный путь! Хозяин преисподней может превратить эту дорогу в настоящий лабиринт, и Кедрину придется вечно кружить по Пределам. Маяк, который я придумал, проведет его прямо сюда.

Он выжидающе замолчал, глаза в золотистых крапинках пристально смотрели на Уинетт. Она потупилась, словно его слова сетью опутали ее.

Талисман был по-прежнему у нее в руке, но она искала не защиты. Ей хотелось одного: чтобы Госпожа вразумила и направила ее. Камень легко покалывал пальцы, сообщая, что Кедрин жив, но и только. Тогда Уинетт подняла глаза и встретила взгляд Эйрика.

— И все же ты просишь меня пренебречь добровольно данным обетом.

Он спокойно кивнул.

— Именно так, — в его голосе чувствовался привкус печали. — Хотя, повторяю, я уверен: те, кому ты дала слово, поняли бы тебя. Я сомневаюсь, что они могли предвидеть подобное, вручая тебе талисман.

— Возможно, — согласилась Уинетт, — но слово есть слово.

— Это не единственный твой обет, — напомнил он осторожно. — Или ты не давала обета безбрачия, когда облачалась в эстреванскую лазурь?

— Да, — Уинетт склонила голову. — Так и было.

— И тебя освободили от этого обета, когда пришло время.

Она не могла этого отрицать и опять кивнула.

— Поверь, Сестры поняли бы тебя, — повторил Эйрик негромко, словно пытаясь убедить ее. — Эстреван снова оправдает твое решение. Им не в чем тебя упрекнуть: ведь ты лишь стремишься защитить человека, которого любишь, от бессчетных опасностей.

— И все-таки… — медленно произнесла она. Сеть слов, недавно едва ощутимая, спутывала ее все сильнее, точно паутина. Уинетт чувствовала, что каждая попытка вырваться лишь сильнее затягивает липкие нити — и в конце концов ей придется проститься с надеждой.

— И все-таки, — повторил он, взяв ее руку и положив в свои ладони, — последнее слово за тобой. Я больше ничего не могу сделать. Без талисмана мои усилия ни к чему не приведут. Значит, тебе, похоже, суждено остаться здесь, — он улыбнулся, но улыбка была грустной. — Признаюсь честно: эта мысль для меня привлекательна. Но ты любишь Кедрина, и я готов сделать все, чтобы воссоединить вас. Прошу, Уинетт, доверься мне. Другого выхода нет.

Некоторое время он молча глядел ей в глаза, держа ее ладони в своих, затем опустил руки и улыбнулся, словно пытаясь ее успокоить.

— Выспись и дай мне ответ утром.

— Хорошо.

Когда Эйрик поднялся, она почувствовала почти облегчение: исчезла необходимость немедленно принимать решение. Сейчас ей хотелось лишь одного: остаться наедине со своими мыслями. Эйрик учтиво поклонился и покинул спальню. Услышав, как хлопнула наружная дверь, Уинетт торопливо поднялась и вновь задвинула засов, потом подтащила кресло и подперла им дверь — и лишь тогда почувствовала себя в безопасности. Лакированный поднос одиноко стоял на полу: она едва прикоснулась к ужину. Сбросив платье, выбранное Эйриком, Уинетт отыскала другое, на свой вкус, и бросилась в постель.

— О Госпожа, — взмолилась она, сжав талисман в ладонях, — направь меня, ибо я не вижу пути.

Глава 13

Пустыня все тянулась без конца и края — плоская, безликая. Горизонт терялся в серой мути, и небо словно сливалось с землей. Только трещины нарушали единообразие, прочерчивая зигзагами серую корку. Но они были не настолько глубоки или широки, чтобы привлекать внимание путешественников. Глаз не мог уловить движения ни в небе, ни на земле — даже воздух оставался неподвижен. Не было солнца, сероватый свет не ослабевал и не усиливался. На пепельной корке не оставалось следов, и путникам порой казалось, что они топчутся на месте. Лишь усталость, постепенно отягощавшая ноги, указывала на то, что они продвигаются вперед. Наконец Кедрин объявил привал. Друзья расстелили одеяла и с удовольствием расслабили измученные мышцы.

Горный хребет, который они оставили позади, затерялся в свинцовой дымке. Воздух стал прохладней, и они почувствовали это, едва остановились.

— Хорошо бы сейчас костерок, — мечтательно проговорил Браннок.

— А еще лучше трех коней, — откликнулся Тепшен.

— Но у нас ни того, ни другого, — сказал Кедрин. — И вряд ли появится, пока мы здесь.

Браннок пожал плечами, открыл сумку, и лицо его отразило всю мировую скорбь.

— Припасы тоже подходят к концу. А походные лепешки у меня уже поперек горла стоят.