Шрифт:
— Ах, да, понимаю, — сказал Биф, посасывая кончики усов.
— И наконец, я взглянул на мотоцикл. Как я понял, вы позволили ему оставаться у старого Роджерса. Я приказал привезти его сюда. Это должно было быть сделано сразу.
— Зачем? Там не на что было смотреть. Я его осмотрел сам.
— Мне лучше судить, сержант. А теперь, не будете ли вы так любезны выслушать, какие сообщения пришли этим утром? Спасибо. Лаборатория сообщает, что краска на манжетах рубашки и на рукаве пальто — действительно человеческая кровь. Бутылка, из которой пил молодой Роджерс, содержала цианистый калий. А парочку Ферфаксов ещё не обнаружили.
— Ну, мы знали о краске и бутылке, — сказала Биф, — таким образом, мы не намного продвинулись.
— Минуточку! — перебил Стьют. — У меня тут имеется отчёт от человека, который опросил единственного из стюардов, плававших с молодым Роджерсом и у которого действительно было, что сообщить.
Биф поднял голову. Это, казалось, его заинтересовало.
— Имеется лишь один небольшой пунктик, — сказал Стьют, — и он заключается в следующем. Молодой Роджерс, очевидно, имел привычку привозить домой много лотерейных билетов из Буэнос-Айреса. Он вёз их в запечатанном конверте и сказал этому стюарду, что всегда немного опасался, что их найдут на таможне.
— Это всё?
— Да. Наш человек очень старался выяснить какие-нибудь подробности, но Роджерс никогда не говорил никому, что он делал с этими билетами в Англии.
— Ну, всё равно, это стоит знать, — сказал Биф.
— Всё, связанное с этим делом, стоит знать, — сказал Стьют. — Лишь координируя все эти сведения, мы добьёмся правды.
Раздался стук в дверь, и в комнату вошёл констебль Голсуорси. Этот крупный, прекрасно сложенный сельский парень с румяным молодым лицом и довольно умными глазами производил впечатление почтительной независимости, что заставило меня именно его рассматривать в качестве наиболее эффективного полицейского, а не констебля Смита из Чопли, который практически стал любимчиком Стьюта.
— Здесь Фосетт, почтальон, сэр, — сказал он Стьюту.
— Введите его.
Садясь на стул, Фосетт выглядел немного смущённым. Его обмен фразами с Бифом обычно был менее формальным.
— Я хочу, чтобы вы, Фосетт, хорошо подумали. Вы можете вспомнить, какие письма доставляли молодому Роджерсу в последнее время?
Фосетт обдумал этот вопрос очень тщательно.
— Было одно, — сказал он наконец.
— Когда оно прибыло?
— Не могу сказать в точности. Приблизительно за день до его возвращения домой.
— Вы не заметили почтовый штемпель?
— Нет. Не заметил. Если бы я обращал внимание на каждый почтовый штемпель на письмах, которые доставляю….
— Ни почерка?
— Нет.
— И вы не можете вспомнить никаких других за последнее время?
— Нет.
— Ни одного из-за границы?
Этот вопрос заставил Фосетта вновь задуматься.
— Было одно из-за границы, — сказал он наконец, — но не думаю, что оно было для него. Оно было для мистера Роджерса.
— Когда оно пришло?
— Перед тем, другим. Приблизительно за неделю до него. Я это помню, потому что это был один из тех тонких конвертов, которые используют для авиапочты.
— В самом деле? Вы уверены, что оно было не для молодого Роджерса?
— Нет, не могу припомнить. У меня всего лишь есть ощущение — а уверенности нет, — что оно было адресовано просто «мистеру Роджерсу». Но может быть, это мне показалось.
— Вы помните, что доставили его?
— Да. Потому что помню, как сказал мистеру Роджерсу, что с такими тонкими конвертами нужно быть осторожным: они легко могут затеряться среди других.
— Он взял письмо лично?
— Правильно.
— И откуда это прибыло?
— Ага! Теперь, когда вы спросили... — сказал Фосетт. — Я ничего не знаю об иностранной почте. — Это подразумевало, что уж в национальной почте он специалист. — Я могу только сказать, что оно прибыло из-за границы.
— Ну, я вам очень обязан, Фосетт. Это всё, что нам от вас было нужно.
И Фосетт, хотя впоследствии совершенно не мог объяснить почему, произнес: «Благодарю вас, сэр», — и вышел.
Некоторое время Стьют оставался необычно тихим и задумчивым, а затем сказал:
— Может быть, стоит проследить. Биф, позовите этого констебля со смешным именем.
— Голсуорси! — рявкнул Биф, не вставая со стула.
Стьют вздрогнул, но повернулся к молодому человеку.
— Идите к мистеру Роджерсу, сапожнику, и спросите его, не помнит ли он письма, прибывшего авиапочтой из-за границы приблизительно за неделю до того, как его приёмный племянник возвратился домой. Узнайте, кто его написал, кому оно было адресовано и вообще всё, что сможете. И, между прочим, мне нужен образец почерка молодого Роджерса.