— Ну и что ты собираешься с ней делать, Усман? — ворчала на него новая жена. — Ты говорил, что твоя дочь будет помогать мне по хозяйству, станет присматривать за мамой Эркией, а она, смотри, целыми днями сидит во дворе, уставившись в стену, и я не могу загнать ее в дом. Кажется, девчонка боится лестницы. Ты можешь поверить в этакую чушь?! Представляешь, как трудно будет найти ей хорошего мужа. Все кругом только и твердят, что она сумасшедшая, вдобавок стоит одной ногой в могиле!

— Я уже говорил, моя дочь благородных кровей, принцесса народа кель-тайток. Я привез ее сюда не для того, чтобы выдавать замуж. Здесь она в безопасности.

Айша злобно посмотрела на него, вскинув вверх элегантно подведенную бровь. Она еще не совсем привыкла к своему новому мужу, не была уверена в том, насколько он способен терпеть ее сварливый нрав.

«Но погоди, — думала Айша. — Придет время, и ты получишь свое».

Когда он уходил на работу — Усман, его сыновья и тесть строили новый магазин. — Айша вместе с мамой Эркией и младшей сестрой Хафидой выходили во двор и принимались донимать Мариату — им плевать было, что она принцесса.

— Ну-ка, вставай, лентяйка, деревенщина ты этакая! — кричала Эркия, но Мариата только молчала в ответ.

— Да что с ней говорить, она ж идиотка. Ее укусила какая-то блоха. Посмотрите, расселась, как побирушка на базарной площади, только и знает, что спит круглые сутки, — презрительно кривя губы, говорила Айша.

— Да, на таких, как она, облавы устраивают и травят на скотобойне. У нас и так проходу нет от их мерзких ублюдков, — кивала головой Хафида.

Ей повезло. Прежде у нее никогда не было столь прекрасной возможности безнаказанно травить других людей. Она с удовольствием плевалась в неподвижно сидящую Мариату финиковыми косточками и злорадно смеялась, когда они прилипали к ее синему запыленному платью.

— Эту вот тоже надо сдать на скотобойню. Вы только посмотрите на нее. Грязная тварь, весь двор от нее провонял! — жалобно причитала мама Эркия.

У нее было морщинистое, иссохшее коричневое лицо, беззубый рот. Она очень походила на старую обезьяну из тех, которых держат в клетках на базарной площади.

— Кочевники, поди ж ты! Варвары! Все они дикари!

— Нет, некоторые мужчины-кочевники очень даже ничего себе, — возражала Хафида. — Они благородные и интересные, особенно когда закутаны в свои платки цвета индиго.

Она завидовала сестре, поскольку Усман был очень красив, необычно одевался и обладал туарегскими ухватками благородного жителя пустыни. Ее же собственный жених отличался толщиной, невоспитанностью и грубостью, вдобавок оказался в два раза старше невесты.

— Это верно, на Усмана я не могу пожаловаться, — соглашалась Айша. — У него изысканные манеры, он ведет себя со мной так, будто я королева. Вот только бы ему почаще мыться. Но каковы женщины! Бесстыжие, ходят по городу с неприкрытыми волосами. Каждый мужчина может сколько угодно разглядывать их, а глазки у всех такие наглые, так и стреляют во все стороны. Сама видела: останавливает мужчину прямо на улице и начинает с ним разговаривать!

— Прямо сучки во время течки! — шамкала ртом мама Эркия. — Перед каждым в темном переулке готовы задрать юбку. А мужчины бегают за ними, как кобели с торчащими шишками. Ни стыда ни совести, никаких моральных устоев! В мечети ни одной из них ни разу не видела.

— С этой тварью все будет по-другому, даю слово, — сказала Айша, со значением глядя на Мариату. — Я виделась с Лаллой Зохрой и попросила ее зайти к нам на следующей неделе.

— К нам придет мааллема? [64] — От страха и благоговения глаза Хафиды округлились.

— Этой девушке нужно преподать хороший урок. Надо же научить ее, как следует себя вести приличной молодой женщине, если она не хочет опозорить нас всех.

Лалла Зохра, огромная женщина, с ног до головы одетая в черное, явилась с собственным Кораном, правой рукой прижимая его к груди. В левой же она держала длинный хлыст, который обычно гулял по рукам нерадивых юных особ, не уделявших должного внимания заветам пророка, вышиванию или урокам нравственности. Все девочки в Имтегрене носили на тыльных сторонах ладоней видимые знаки ее дисциплинарных взысканий в виде бледных серповидных рубцов, а также невидимые, но не менее болезненные отметины в своих душах.

Хафида до сих пор боялась мааллему, перед ее приходом придумала себе какое-то срочное дело в другом конце города и убежала, чем окончательно испортила Айше настроение. Перспектив поднять его, похоже, не предвиделось.

— Салам алейкум.

Мааллема ждала ответа, но Мариата молчала.

Тогда Лала Зохра оглянулась, посмотрела на Айшу и спросила:

— Она что, разговаривать не умеет?

— То-то и оно, что не умеет так, как положено всем нормальным цивилизованным людям, — ответила Айша и недовольно поджала губы.