Шрифт:
Кеннета со дня вечеринки на маяке я ни разу не видела. Он заходил к нам однажды вечером, вскоре после возвращения Джема, но меня не оказалось дома. Думаю, он вообще не вспоминал обо мне в разговоре… во всяком случае, никто мне ничего такого не сказал, а я твердорешила, что сама ни о чем не спрошу… и мне совершенно все равно. Теперь для меня все такиедела не имеют абсолютно никакогозначения. Имеет значение только то, что Джем поступил добровольцем на военную службу и через несколько дней отправляется в Валкартье [21] . Мой замечательный старший брат Джем! О! Как я горжусь им!
21
Валкартье — местность в 25 км к северу от Квебека; с августа 1914 г. военный лагерь, где готовили солдат для Канадского экспедиционного корпуса.
Я предполагаю, что Кеннет тоже записался бы добровольцем, если бы не его нога. Мне кажется, тут вмешалось Провидение. Он единственныйсын у матери, и можно представить, как ужасно чувствовала бы она себя, если бы он стал солдатом. Единственные сыновья не должны даже думать о том, чтобы отправиться на войну!»
Неподалеку от камня, на котором сидела Рилла, появился Уолтер — он брел через долину, склонив голову и заложив руки за спину. Заметив Риллу, он резко отвернулся, словно хотел уйти, но затем также резко обернулся и подошел к ней.
— Рилла-моя-Рилла, о чем ты думаешь?
— Все так изменилось, Уолтер, — сказала Рилла печально. — Даже ты… ты изменился. Неделю назад мы все были так счастливы… а… а теперь я просто не понимаю, что со мной. Я в растерянности.
Уолтер сел на соседний камень и взял в ладони умоляюще протянутую к нему руку Риллы.
— Боюсь, Рилла, нашему старому миру пришел конец. Мы должны мужественно взглянуть в лицо этому факту.
— Это так ужасно, когда думаешь о Джеме, — жалобно произнесла Рилла. — Иногда я ненадолго забываю, что на самом деле означает его отъезд, и чувствую волнение и гордость… а потом осознание опасности возвращается ко мне, как ледяной ветер.
— Я завидую Джему! — сказал Уолтер мрачно.
— Завидуешь Джему! Ох, Уолтер, ты… тыже не хочешь тоже вступить в армию?
— Нет, — сказал Уолтер, глядя прямо перед собой в изумрудные просеки долины, — нет, не хочу. В этом вся беда. Рилла, я боюсьидти на войну. Я трус.
— Нет, ты не трус! — гневно воскликнула Рилла. — Да любому было бы страшно! Ведь ты мог бы… ну, мог бы погибнуть!
— Этоменя не испугало бы, если бы можно было погибнуть без страданий, — пробормотал Уолтер. — Думаю, что я боюсь не самой смерти… я боюсь боли, которую, возможно, придется испытать перед смертью… Было бы не так ужасно умереть и покончить со всем этим… но лежать и умирать! Рилла, я всегда боялся боли… ты это знаешь. Я не могу ничего с этим поделать… я содрогаюсь при мысли, что буду искалечен… или ослепну. Рилла, этамысль для меня невыносима. Ослепнуть… никогда больше не увидеть красоты этого мира… залитого лунным светом мыса Четырех Ветров… звезд, мигающих сквозь верхушки елей… тумана над заливом. Я должен пойти на войну… я должен хотетьпойти… но я не хочу… мне ненавистна мысль об этом… и мне стыдно… стыдно.
— Но Уолтер, ты все равно не могбы пойти, — сказала Рилла сочувственно. Ей вдруг стало невыносимо страшно, что Уолтер все-таки пойдет на войну. — Ты еще не окреп после болезни.
— Окреп. Весь последний месяц я чувствую, что здоров, как прежде. Я прошел бы любой медицинский осмотр и был бы признан годным к службе… я это знаю. Все убеждены, что я еще недостаточно окреп… а я прячусь за это общее убеждение. Я… мне следовало бы быть девочкой! — заключил Уолтер в порыве горького отчаяния.
— Даже если бы здоровье позволяло, тебе не следовало бы идти в армию, — всхлипнула Рилла. — Что стало бы с мамой? Она и так убивается из-за Джема. Если вы оба пойдете на фронт, это убьет ее.
— О, я не иду… не беспокойся. Говорю тебе, я боюсь идти… боюсь. Сам с собой я говорю без обиняков. Признаться даже тебе, Рилла, — большое облегчение для меня. Я не признался бы в своей слабости никому другому… Нэн и Ди стали бы презирать меня. Но я ненавижу все это — ужас, боль, уродство. Война это не щеголеватая военная форма, не строевой шаг на параде… все, что я читал в старых книгах о войне, не дает мне покоя. Я лежу по ночам без сна и вижуто, что происходит… вижу кровь, грязь и страдания. И штыковую атаку! Если бы я даже сумел вынести остальное, такогомне никогдане вынести. Меня тошнит, как подумаю об этом… больше тошнит при мысли о том, что придется нанести удар, чем о том, что его нанесут тебе… при мысли о том, что надо будет воткнуть штык в другого человека. — Лицо Уолтера исказилось, он содрогнулся. — Мне в голову все время приходят такие мысли… а Джем и Джерри, как мне кажется, никогда ни о чем таком не думают. Они смеются и говорят о том, как «перестреляют гуннов» [22] ! Но я с ума схожу, когда вижу их в военной форме. А онидумают, что я раздражителен из-за того, что здоровье не позволяет мне пойти на войну вместе с ними. — Уолтер с горечью рассмеялся. — Не очень-то приятно чувствоватьсебя трусом.
22
«Гунн» — презрительное название немца в период Первой мировой войны (аналогично русскому «фриц» в период Великой Отечественной войны).
Рилла обняла его и прижалась головой к его плечу. Она была так рада, что он не хочет идти на войну… так как на одну минуту ей показалось, что он пойдет, и она ужасно испугалась. И было так приятно, что Уолтер поверяет свои огорчения ей — ей, а не Ди. Она больше не чувствовала себя одинокой и лишней.
— Разве ты не презираешь меня, Рилла-моя-Рилла? — спросил Уолтер печально.
Почему-то ему было больно при мысли о том, что Рилла, возможно, презирает его… так же больно, как если бы на ее месте была Ди. Он вдруг осознал, как глубоко любит эту обожающую его маленькую сестру, с ее умоляющими глазами и нежным, озабоченным девичьим лицом.