— Я пережила потерю двух прекрасных, добрых супругов, — сказала она, — но это не оказало на меня такого ужасного действия.

Да уж, разумеется, не оказало! Эти бедные мужчины, должно быть, были рады умереть.

Почти всю ночь я слышала, как Гертруда ходила взад и вперед по своей комнате. Она и прежде каждый вечер так ходила. Но никогда до такого позднего часа, как в ту ночь. А один раз я услышала, как у нее вырвался ужасный короткий крик, словно ее ударили ножом. Я не могла спать, так как страдала вместе с ней, но ничем не могла помочь. Мне казалось, эта ночь никогда не кончится. Но она кончилась, и «наутро водворилась радость», как говорится в Библии. Только это случилось не с самого утра, а ближе к вечеру. Раздался телефонный звонок, и я взяла трубку. Звонила старая миссис Грант из Шарлоттауна, чтобы сообщить, что все это была ошибка и Роберт жив; он только получил небольшое ранение в руку и находится в госпитале, так что ему — во всяком случае, пока — ничто не грозит. Ей пока не удалось выяснить, как произошла такая ошибка, но она полагает, что, вероятно, погиб какой-то другой Роберт Грант. Я повесила телефонную трубку и полетела в Долину Радуг. Я уверена, что летела— не помню, чтобы мои ноги хоть раз коснулись земли. Гертруду, возвращавшуюся домой из школы, я встретила на опушке ельника, где мы часто играли в детстве, и тут же, задыхаясь, выпалила ей все. Разумеется, мне следовало быть осторожнее. Но я совсем с ума сошла от радости, так что даже не задумалась о том, как лучше сообщить новость. Гертруда, словно подстреленная, упала прямо на землю среди молоденьких золотистых папоротничков. Я так перепугалась, что, вероятно, стану теперь более осмотрительной — по меньшей мере в этом отношении — на всю оставшуюся жизнь. Я решила, что убила ее… мне сразу вспомнилось, что ее мать скоропостижно скончалась от сердечного приступа, когда была еще совсем молодой женщиной. Мне показалось, прошли годы, прежде чем я обнаружила, что ее сердце все еще бьется. Ну и натерпелась же я страху! Прежде я никогда не видела человека, потерявшего сознание; к тому же я знала, что в доме никого нет и помочь некому, так как все ушли на станцию встречать Ди и Нэн — учебный год кончился, и они приехали домой из Редмонда. Но я знала — чисто теоретически, — как следует помогать упавшему в обморок, а теперь у меня есть и практический опыт. К счастью, поблизости был ручей, и после того, как я довольно долго изо всех сил хлопотала вокруг Гертруды, она наконец вернулась к жизни. Она не сказала ни слова о поразительном известии, которое я ей сообщила, а я не осмелилась упомянуть о нем во второй раз. Я помогла ей дойти до дома и подняться в ее комнату, и тогда она сказала: «Роб… жив», словно эти слова вырвали у нее, а потом бросилась на кровать и заплакала… и все плакала, плакала и плакала. Я еще никогда не видела, чтобы кто-нибудь так плакал. Все слезы, которые она непролила в предыдущую неделю, хлынули из ее глаз. Она проплакала, как я думаю, почти всю прошлую ночь, но сегодня утром лицо у нее было такое, словно она испытала чудесное видение, и мы все были так счастливы, что нам было почти страшно.

Ди и Нэн пробудут дома пару недель. Потом они вернутся в Кингспорт, где их ждет работа в тренировочном лагере Красного Креста. Я им завидую. Конечно, папа говорит, что я выполняю столь же важную работу здесь, занимаясь Джимсом и моим отделением молодежного Красного Креста… Но эти мои занятия лишены романтики, которая есть в их работе.

Кут пал [90] . Мы испытали чуть ли не облегчение, когда он действительно пал, — мы так долго этого боялись. Известие о его падении лишило нас присутствия духа на целый день, а потом мы оправились и перестали думать об этой потере. Кузина София, как всегда, была мрачна. Она пришла к нам и принялась стонать, что британцы везде терпят поражение.

— Они умеют стойко переносить неудачи, — мрачно сказала Сюзан. — Потеряв какие-нибудь позиции, они продолжают бороться, пока не вернут их себе снова! Во всяком случае, сейчас мой король и моя страна нуждаются в том, чтобы я нарезала картофель на посадку, так что, София Крофорд, бери-ка нож и помоги мне. Это изменит ход твоих мыслей, и ты перестанешь тревожиться насчет хода военной кампании, руководить которой тебя не пригласили.

Сюзан — молодчина; приятно смотреть, как она всякий раз приводит своими репликами в замешательство бедную кузину Софию.

Что же до Верденской битвы, то она все продолжается, и мы мечемся между надеждой и страхом. Но я знаю, что «они не пройдут». Странный сон мисс Оливер предвещает победу Франции».

— Где ты бродишь, моя девочка Аня? — спросил доктор, который все еще, после двадцати четырех лет супружеской жизни, иногда обращался так к жене, когда никого не было поблизости.

Аня сидела на ступенях веранды, рассеянно глядя на чудесный мир в белом свадебном уборе весеннего цветения. За белым садом среди темно-зеленых молодых елей и кремовых диких вишен неистово насвистывали малиновки. На мир опускался вечер, и над кленовой рощей зажегся огонь первых звезд.

Аня с легким вздохом вернулась из мира грез.

— Я бежала от невыносимой реальности, Гилберт, и пыталась найти утешение в призрачной мечте… мечте, что все наши дети снова дома… что все они снова маленькие… играют в Долине Радуг. Там теперь всегда так тихо… но я вообразила, что слышу, как прежде, звонкие голоса и веселые звуки детских игр. Я слышала свист Джема и пение Уолтера, подражающего альпийским горцам, и смех близнецов. На несколько блаженных минут я забыла о пушках на Западном фронте, и ко мне пришло маленькое, ненастоящее, но сладкое счастье.

Доктор не ответил. Иногда работа заставляла его на некоторое время забыть о Западном фронте, но это случалось нечасто. За последние месяцы в его волосах появилось немало седины, которой не было и в помине два года назад. Однако он улыбнулся глядя в сияющие, как звезды, глаза, которые любил… глаза, которые прежде были полны смеха, а теперь всегда казались полными непролитых слез.

Сюзан, проходившая мимо в своей будничной шляпке и с тяпкой в руке, приостановилась рядом с ними.

— Я только что прочитала в «Энтерпрайз», что одна пара обвенчалась в аэроплане. Как вы думаете, доктор, дорогой, этот брак будет считаться законным? — озабоченно спросила она.

— Думаю, что да, — отвечал доктор со всей серьезностью.

— Ну, не знаю, — сказала Сюзан с сомнением в голосе, — мне кажется, что бракосочетание слишком серьезное дело для того, чтобы связывать его с чем-то таким неустойчивым, как летящий аэроплан. Но теперь все не так, как прежде. Ну, остается еще полчаса до начала молитвенного собрания, так что схожу-ка я в огород немного повоевать с сорняками. Но все время, пока я буду яростно атаковать их, мои мысли будут заняты этой новой неприятностью в Трентино [91] . Не нравится мне эта последняя проделка австрийцев, миссис докторша, дорогая.

— Мне тоже, — печально сказала миссис Блайт. — Сегодня всю первую половину дня, пока я варила ревенное варенье и мои руки были заняты делом, моя душа ждала новостей с фронта. Когда они пришли, я съежилась от страха. Ну, наверное, мне надо тоже пойти и приготовиться к этому молитвенному собранию.

Каждая деревня ведет свою собственную неписаную хронику, передаваемую из уст в уста, от поколения к поколению, в которой есть трагические, забавные и драматические события. О них рассказывают на свадьбах и других торжествах, о них вспоминают зимой у камелька. Истории о совместном молитвенном собрании всех конфессий, проходившем в тот вечер в методистской церкви, было суждено остаться навеки.