Энгельс Фридрих
Шрифт:
«должна быть пропорциональна ее чистому, а не ее валовому доходу. Если 5 миллионов человек могут производить столько пищи и одежды, сколько необходимо для 10 миллионов человек, то пища и одежда для 5 миллионов являются чистым доходом. Разве страна получила бы какую-нибудь выгоду от того, что для производства того же самого чистого дохода понадобилось бы 7 миллионов человек, или, иначе говоря, что труд 7 миллионов человек был бы применен для производства пищи и одежды в количестве, достаточном для 12 миллионов? Пища и одежда для 5 миллионов человек по-прежнему будут составлять чистый доход. Применение большего количества людей не доставило бы нам возможности ни увеличить хотя бы на одного человека нашу армию и наш флот, ни внести хотя бы одну добавочную гинею в виде налога» (Ricardo. On the Principles of Political Economy, and Taxation. 3rd edition. London, 1821, стр. 415–417) [Русский перевод, том I, стр. 284–285].
Страна тем богаче, чем меньше ее производительное население по отношению к совокупному продукту; совершенно так же, как и для отдельного капиталиста тем лучше, чем меньше нужно ему рабочих для того, чтобы произвести ту же самую прибавочную стоимость. Страна тем богаче, чем меньше, при одном и том же количестве продуктов, производительное население по отношению к непроизводительному. Ведь относительная малочисленность производительного населения была бы только другим выражением относительной высоты производительности труда.
С одной стороны, тенденция капитала заключается в том, чтобы сводить к все уменьшающемуся минимуму рабочее время, необходимое для производства товара, а следовательно, также и количество производительного населения по отношению к массе продукта. Но, с другой стороны, тенденция капиталистического способа производства заключается, наоборот, в том, чтобы накоплять, превращать прибыль в капитал, присваивать возможно большее количество чужого труда. Капиталистический способ производства стремится понижать норму необходимого труда, но при данной норме применять возможно большее количество производительного труда. Отношение продуктов к населению при этом безразлично. Хлеб и хлопок могут обмениваться на вино, бриллианты и т. п. [378] или же рабочие могут применяться для такого производительного труда, который непосредственно ничего не прибавляет к предметам потребления (как, например, постройка железных дорог и т. п.).
Если бы вследствие какого-нибудь изобретения капиталист оказался в состоянии вкладывать в свое предприятие вместо прежних 20000 ф. ст. только 10000 ф. ст., потому что этих 10000 ф. ст. было бы достаточно, и если бы они приносили 20 процентов вместо прежних 10, следовательно столько же, сколько прежде приносили 20000 ф. ст., то это не могло бы служить для него основанием тратить 10000 ф. ст. как доход, вместо того чтобы употреблять их, как и до этого, в качестве капитала. (О прямом превращении капитала в доход можно говорить собственно только при государственных займах.) Он вложил бы их в какое-нибудь другое предприятие; кроме того, он капитализировал бы еще и часть своей прибыли.
У политико-экономов (отчасти и у Рикардо в том числе) мы видим ту же антиномию, которая имеет место в самой действительности. Машины вытесняют труд и увеличивают «чистый доход» (в особенности они увеличивают всегда то, что Рикардо называет здесь «чистым доходом», т. е. массу тех продуктов, в виде которых потребляется доход); они уменьшают число рабочих и увеличивают количество продуктов (которые теперь частью потребляются непроизводительными работниками, частью обмениваются за пределами страны и т. д.). Как будто это и было желательно. Но нет. Ведь надо доказать, что они, машины, не лишают рабочих куска хлеба. А чем это доказывается? Тем, что машины после некоторого потрясения (которому, быть может, как раз пострадавший слой населения не в состоянии оказать сопротивления) снова дают занятие большему числу людей, чем было занято до их введения, так что масса «производительных рабочих» снова увеличивается и прежняя диспропорция опять восстанавливается.
Так это и бывает на самом деле. И таким образом, несмотря на возрастающую производительность труда, рабочее население могло бы постоянно расти, не по отношению к продукту, который возрастает вместе с ним и быстрее его, а относительно всего народонаселения, если, например, одновременно происходит концентрация капитала и, следовательно, прежние составные части производительных классов попадают в ряды пролетариата. Небольшая часть пролетариата переходит в ряды среднего класса. Но непроизводительные классы заботятся о том, чтобы на долю пролетариата приходилось не слишком много средств существования. Постоянное обратное превращение прибыли в капитал неизменно восстанавливает тот же кругооборот на более широкой основе.
А у Рикардо забота о накоплении еще сильнее, чем забота о чистой прибыли, которой он ревностно восхищается как средством для накопления. Отсюда также и противоречивые увещания и утешения по адресу рабочих. Они, дескать, больше всего заинтересованы в накоплении капитала, ибо от этого зависит спрос на них. Если возрастает спрос, то возрастает и цена труда. Следовательно, они сами должны желать понижения заработной платы, чтобы отобранная у них прибавочная стоимость, профильтрованная опять через капитал, причиталась им за новый труд и повышала их заработную плату. Но это повышение заработной платы вредно, так как оно задерживает накопление. С одной стороны, они не должны плодить детей. Тем самым уменьшится предложение труда и, значит, повысится его цена. Но повышение цены труда уменьшает норму накопления, сокращает, следовательно, спрос на рабочих и понижает цену труда. Еще быстрее, чем уменьшается предложение труда, уменьшится вместе с ним и [накопление] капитала. Если же рабочие будут плодить детей, то этим они увеличат предложение труда и уменьшат цену труда, в результате чего возрастет норма прибыли и вместе с ней накопление капитала. Но рабочее население должно идти pari passu{35} с накоплением капитала; т. е. рабочему населению предписывается, чтобы оно имелось как раз в такой массе, в какой это требуется капиталисту, — что и без того происходит в действительности.
Господин Ганиль не совсем последователен в своем преклонении перед «чистым продуктом». Он цитирует Сэя:
«Я нисколько не сомневаюсь в том, что при рабском труде избыток продуктов над потреблением больше, чем при труде свободного человека… Труд раба не имеет другой границы, кроме истощения его рабочей силы… Раб» (и свободный рабочий тоже) «работает для удовлетворения безграничной потребности своего господина — его алчности» (Сэй, 1–0 издание, стр. 215–216).
[379] По этому поводу Ганиль замечает: