– Папа, давай уйдём отсюда, пожалуйста?

Леха сжал губы и сел на корточки рядом с сыном.

Теперь их лица оказались близко, на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Илья стоял, глядя в отяжелевшее лицо своего отца и ждал, что же будет дальше.

– Чё ты, крови испугался? – тихо, как то вкрадчиво спросил Лёха и вдруг резко и очень сильно щёлкнул пальцами Илье по носу.

Боль вспыхнула, будто взорвавшаяся прямо перед глазами лампочка. Глаза тут же залили слезы, и Илья стоял, не в силах даже всхлипнуть от страха и обиды. Он почувствовал, как из носа побежала к губе тонкая горячая струйка.

– А такая тебе кровь как? – всё тем же тихим, страшным голосом спросил Лёха. – Хуже, правда? Хуже? Отвечай, когда с тобой говорят.

Илья покачал головой. Его всего трясло, во рту появился противный металлический привкус крови и слез. Он тихо, беззвучно плакал, опустив глаза вниз и боясь даже пошевелиться.

– Так что бояться за себя надо. А не за кого-то там. Понял? Посмотри на меня.

Илья поморгал и поднял голову. Прямо перед ним был расплывающийся из-за слёз силуэт отца.

Лёха так же сидел на корточках, спокойно, в упор глядя на сына. Но того выражения глаз, так сильно напугавшего малыша, уже не было.

– И не надо дуться – примирительно сказал папа. В его голосе послышались извиняющиеся нотки – кажется, он даже немного жалел о произошедшем.

– Это тебе такой урок, на будущее. Чтобы ты не рос рохлей и маменькиным сынком. Вставай, пойдём.

Илья кивнул и, всхлипывая, последовал за отцом. Обида от произошедшего и боль в распухшем носу действительно притупили всё впечатления от увиденного им до этого. Илья сходил в туалет, после чего они встали возле раковины, и Лёха принялся грубо умывать сына холодной водой, затем протер ему лицо жёстким бумажным полотенцем. Руки у него были жёсткие, шершавые и пахли машинным маслом – неизбежное следствие многолетней работы слесарем.

– Ну, теперь лучше? – спросил Лёха, выключая воду.

Илья молча кивнул.

– Тогда пошли обратно. Самое интересное пропустим.

Через десять минут они уже были снова на своих местах. Леха пошарил под своим сиденьем и удовлетворённо хмыкнул – пакет был на своём месте, никто из сидящих рядом не успел стащить его. Он откупорил ещё одну бутылку и посмотрел на ребёнка.

Слабенький растёт, конечно, думал он. Это все мамка его, сюсюкает с ним слишком много, Хотела, понимаешь, девчонку, да и растит из парня хрен пойми кого… Рисовать отправила, тоже мне, нашла занятие для мужика. Хорошо хоть, с танцульками и музыкой он сразу разобрался – чтобы даже не слышал про эту херню. Чтобы его сын как каким-то разукрашенным гомиком вырос? Ну уж нет.

Но и перебарщивать тоже не стоит, конечно, рассудительно подумал он. Надо всё же какой-то подход к сыну иметь, а то совсем слушать его не будет. Бояться отца, конечно, должен, но во всем нужна мера.

Вдруг ему в голову пришла отличная мысль. Он допил пиво, жадно вылив все до последней капли, и протянул сыну бутылку.

– На.

Илья непонимающими глазами смотрел на него.

– Слышь? На, кидай! – с нажимом сказал он. – Давай, посильнее размахнись и швыряй вон туда, в бассейн. – Только смотри, в башню чью-нибудь не залепи, а то придётся разбираться с жертвой потом.

Илья вопросительно смотрел на отца. Губы у него чуть заметно дрожали. Того и гляди, опять разревётся, сопляк.

– Давай, Илюха – подбодрил он сына. – Это весело, слышь? Ну, чего пялишься на меня? Давай, кидай! – и он панибратски толкнул его в плечо, продолжая держать бутылку почти перед носом малыша.

Тот, весь как-то съежившись, смотрел на отца широко раскрытыми глазами, не понимая, что ему лучше сделать. Затем в нём как будто что-то переломилось, взгляд сделался злым, и он, выхватив бутылку из рук отца, резко встал, размахнулся и с криком, изо всех сил швырнул тяжеленное для детской руки стекло в зал. Бутылка полетела по кривой дуге, медленно вращаясь в воздухе, и с хрустом врезалась в стеклянное месиво в полутора метрах от кромки бассейна. Ещё несколько бутылок разбилось об поверхность в разных местах – некоторые болельщики решили поддержать его начинание – здесь это считалось отличным способом поддержать спортсменов. Звон разлетающегося на мелкие осколки стекла тут же потонул в одобрительных возгласах с трибун. Сидящий рядом коренастый усатый мужичок с красным лицом показал Илье большой палец и подмигнул.

Илья, бросив на отца злобный взгляд, плюхнулся обратно на сиденье и весь сник, уронив голову себе на грудь. Лёха потрепал сына по голове, затем отвернулся о опять погрузился в происходящее в бассейне.

Хорошо, удовлетворённо думал он, глядя, как тощий, уже весь красный от крови, продвинулся вперёд еще на полметра, сокращаясь, словно гусеница. Да и след за ним по прежнему не такой уж большой… Белая кожа, но крепкая, ты ж гляди. Не то что крепыш, уже кажется совсем затих, слабак. Да и лужа под ним уж больно велика, хана, кажется, крепышу. Отползал своё.

Лёха снова пошарил под скамейкой, нащупал позвякивающий пакет с пивом, достал ещё одну бутылку, затем открыл её и жадно осушил до половины. Потом рыгнул и скосил глаза на сына. Тот сидел и смотрел перед собой. Лицо было всё ещё заплаканным, и взгляд у него снова потух – он тупо смотрел в какую-то точку перед собой, не замечая ничего вокруг.

Злится на меня, конечно, подумал Лёха. Ну это ничего страшного, потом поймёт, зачем это всё нужно было. Жизнь суровая и жестокая штука, и бороться за свое место под солнцем ему тоже придётся, рано или поздно. Так что пусть привыкает к порядкам нашего мира. Наплачется в детстве – меньше слёз для взрослой жизни останется. Того гляди, ещё спасибо скажет, как подрастёт.