Шрифт:
– Вероятно, вы хотите получить отчет о моем призе? – спросил Фокс, когда они остались одни, не считая притихшей на кушетке Нати. – Голландский торговый барк, сахар и табак в трюме, сорок человек команды.
Де Ожерон качнул головой. Между бровей у него появилась морщинка.
– Да, об этом, мой друг, я и хотел с вами поговорить! Мы не воюем с Голландией, и вы меня удивили. Ведь вы – не просто пират, который охотится на всех купцов без разбора, а корсар, имеющий патент от его величества короля Франции… Объяснитесь же!
– Ван Дейк – особый случай. Вы, конечно, помните эту историю: «Красотка» вместе со шлюпом «Отважным» приняли бой с испанцами у Кюрасао. Нам тогда здорово досталось. Шлюп пошел ко дну… вместе с испанским бригом мы подобрали всех тонувших и раненых, в том числе и испанцев. Тут как раз подвернулся Ван Дейк. Нужно было продолжать преследование, и я попросил его доставить раненых на Кюрасао. Даже пообещал ему вознаграждение. И что я услышал, когда через полмесяца прибыл за ними на остров? – Фокс налил полный кубок и выпил его точно воду – жадно, залпом. – Ван Дейк продал моих людей Бичу пиратов! Вы понимаете, что это значит?
Де Ожерон покачал головой – сочувственно.
– Кое-кого – поздоровее – наш почтенный шкипер продал на плантации. Мы сейчас их разыскиваем. Поэтому я бы не хотел отпускать Ван Дейка за выкуп, который он, несомненно, предложит. Просто дождусь возвращения моих людей – и пусть они сами решают, что с ним делать!
Некоторое время мужчины молчали. Потом губернатор произнес задумчиво:
– Не могу сказать, что не понимаю вашу жажду справедливости. Ну что ж… Карибское море так глубоко… мало ли что может произойти с торговцем, в том числе и с голландским…
Они обменялись понимающими улыбками. Губернатор поставил бокал и продолжил:
– Но я вызывал вас не только по этому поводу. У меня к вам дело деликатного… конфиденциального свойства.
Фокс оглянулся:
– Нэтти, не желаешь ли прогуляться по саду?
Нати, конечно, не желала, но кого это волновало?
Сад был хорош, ухожен. Апельсиновые деревья, пальмы, магнолии, гибискусы, бегонии… Нати медленно продвигалась вдоль губернаторского дома, пытаясь определить окна гостиной. Кажется, здесь. Оглядевшись, она скользнула к белой стене и обратилась в слух.
Невнятное бормотание, точно мужчины разговаривали с губ в ухо. Потом громкий, совершенно непочтительный возглас Фокса:
– Месье Де Ожерон, да вы с ума сошли!
Тихий, почти виноватый голос губернатора:
– Да, мой друг, вы совершенно правы… но мне просто не к кому, кроме вас, обратиться… конечно, за вознаграждением дело не станет, а вы умеете проворачивать совершенно безнадежные предприятия… и хранить чужие секреты.
– Да я даже не могу понять, как вы с ней!..
– Прошу вас, мой друг, тише!
Лис, к большому сожалению Нати, послушался, и больше ничего она различить не смогла.
После разговора – очень неожиданного разговора – с губернатором Эндрю вышел в сад через французское окно. Некоторое время пустыми глазами смотрел, как монашек кидает палку гончей – собака азартно отыскивала ее среди клумб и притаскивала обратно.
– Идем, Нэтти. Хвала Господу, нам здесь больше нечего делать!
Лис рано радовался. На выходе из парка их окликнула старшая из дочерей де Ожерона. Фокс оглянулся, поспешно снимая шляпу:
– Мадемуазель?
– Месье Фокс, не могли бы вы выполнить мою маленькую просьбу?
– Все, что в моих силах, мадемуазель!
– Это в ваших силах, месье. Не могли бы вы найти одного человека и передать ему… послание?
Фокс задумчиво смотрел на письмо, которое ему протягивала девушка.
– Вы могли бы просто послать слугу, – полувопросительно произнес он.
– Ах, но все слуги в доме так опасаются гнева отца!
– То есть господин губернатор считает неподобающим поддерживать знакомство с этим человеком? – задумчиво произнес Фокс.
Мадемуазель де Ожерон зарделась. Протянутая рука ее дрожала.
– Да…
– В таком случае, мадемуазель… – Фокс низко поклонился.
– Ах, но ведь в письме нет ничего неподобающего! – воскликнула девушка. – Там лишь сообщение, что наша встреча отменяется… и мои сожаления по этому поводу. Вот, вы можете прочесть сами, оно не запечатано!
Фокс молча смотрел на нее – внимательный и настороженный. Мадемуазель де Ожерон вдруг всхлипнула:
– Он может подумать, что я тоже от него отвернулась, а я не могу… Ах, простите меня, месье Фокс, и забудьте о моей дерзкой просьбе!