В авиации ещё в прошлом веке бой вели только пилоты, в полку 20 пилотов. Но за этими 20–ю пилотами стоит огромная система, которая поддерживает функционирование техники. В рамках каждой эскадрильи и самого полка мы видим технические службы. Регламентное обслуживание осуществляется в рамках эскадрильи, текущий ремонт делается уже в специальных цехах, которые и являются техническим подразделением полка. Мы видим приданный этому полку батальон аэродромно–технического обслуживания – он занимается уже обслуживанием аэродрома, сверхрегламентным ремонтом, обеспечением полётов и т.п. В бригаду входит также радиотехнический батальон, который занимается воздушной разведкой, целеуказанием, диспетчерской службой, радиоэлектронной борьбой и т.п. Итак, 20 воюющих пилотов обслуживает уже не просто авиаполк, а целая авиабригада, в которую входит этот полк.

Это принципиально иная организация, чем у сухопутных сил. У сухопутных сил основная боевая сила – это живая сила, к ней приданы технические средства — пушки, танки, боевые машины пехоты, которые тоже сейчас нигде не получится использовать. Такая организация соответствовала эпохе Адольфа Алоизыча. Как ты в неё не впихивай автоматизированные силы, если сверху остается организация полков, бригад, дивизий по старому сухопутному образцу, то получается нечто небоеспособное.

В 70–е годы прошлого века уже стало ясно, что обычная сухопутная дивизия не может быть классического состава. Тогда был разработан состав бесполковой дивизии. Американская дивизия 70–х годов выглядела так: в неё входили по–сухопутному организованные батальоны и батальоны армейской авиации (тогда – вертолётной). То есть это уже был не в чистом виде сухопутная, а воздушно–сухопутная смешанная дивизия. Батальонов авиации в норме было столько же, сколько танковых батальонов. Грубо говоря, 3 пехотных, 3 танковых, 3 вертолетных, 3+3+3. Кроме этого были 3 свернутых штаба бригад, причем состав бригад в зависимости от боевой задачи командир дивизии как угодно формировал. На какую–то задачу он брал пехотный батальон и два танковых, на какую–то танковый и два пехотных, на какую–то — вертолетный и пехотный. Эта гибкая структура была для тех времен оптимальна.

СССР очень сильно отстал от США тогда в военной реформе, что и привело к такой неповоротливости советских войск во время афганской войны. Организацией, оставшейся от Второй Мировой войны, в тех условиях воевать уже было невозможно. С выполнением боевых задач справлялись очень слабо, хотя потери враждующей стороны были на 2 порядка больше. То же самое мы увидели позже в Чеченской кампании, когда российская армия имела превосходство 100 тысяч против 7 тысяч (а это большое превосходство), но в течение нескольких лет так и не смогла разгромить противника. Власть была вынуждена договариваться с противником, использовать его расколы. Это — следствие архаичной организации.

Сейчас мы вышли на новый виток и оказались в совершенно новой ситуации. Сегодня организация войск фундаментально меняется. Даже намека на сходство с организацией сухопутных частей 20–го века в боеспособных частях уже быть не может.

Сегодня в РФ в рамках военной реформы копируют американскую систему 30–летней давности, которая абсолютно устарела. Причём копируют не гибкую организацию, а ту, которая была сформирована ad hoc для ближневосточных войн. Вводят зачем–то устойчивые отдельные бригады, вместо того чтобы они были динамичными структурами в рамках более высокого соединения. Формируют бригаду по сути вместо полка, в рамках штатов старого полка. В результате получается пародия на полк, поскольку для России традиционна именно полковая организация.

Люди совершенно не понимают, для чего и что они реформируют, поэтому они просто обезьянничают. Единственный резон превращения полков в бригады тот, что их командиры теперь могут быть не полковниками, а генералами.

В предыдущей лекции я рассказывал, как два пацанчика делали маленький бизнес, в котором использовали собранный своими руками БПЛА для аерофотосъемки в интересах заказчика. Стоило им рассказать где–то у себя в институте, что они собираются такой бизнес делать, как тут же появился инвестор. Вдруг откуда не возьмись, к нам инвестор появись. Не понадобился фандрайзинг, инвестор просто взял и появился. Обычно так и бывает.

Почему это так бывает? Потому что существуют люди и организации, которые анализируют ход будущих войн и понимают, какие современные технологии будут востребованы. Соответственно необходим учет людей, которые с этими технологиями на «ты», необходим контроль за их деятельностью, поскольку это — технологии так называемого двойного назначения. Существуют структуры, которые занимаются контролем за технологиями двойного назначения, для того чтобы их мобилизовать в момент начала войны.

Кто же этим у нас занимается? Дело было в Ленинграде, или — как его не совсем корректно называют сейчас по имени одной из его частей – Санкт–Петербурге. Раз уж это происходит в Ленинграде, а это вроде бы территория РФ, значит — должны быть какие–то спецслужбы РФ. Я был бы очень рад, если бы этим занимался тот, кому по должности положено. Грубо говоря, в РФ есть военно–промышленный комплекс, есть вице–премьер Дмитрий Рогозин, который отвечает за программу вооружений. В нормальном государстве ему должны были бы быть приданы подразделения спецслужб которые этим и должны заниматься. К моему прискорбию ничего этого в России нет. Значит, инвесторы, которые в таких проектах оказываются мгновенно и с завидным постоянством, подгоняются другими службами. Какими?

Для того чтобы понять, как идет подготовка к войне, я сделаю малюсенький экскурс во времена моей относительно публичной политической деятельности в рамках РФ, в начало 90–х годов прошлого века. Тогда появилась благотворительная организация под названием фонд Сороса. Она занималась тем, что организовывала учителям по всей стране помощь гуманитарную, премии выдавала. Выдавала премии и ученым. В общем — всей этой несчастной интеллигенции, которая пострадала от ельцинских реформ, которые называют почему–то реформами Гайдара, хотя официальным их автором был знаменитый «экономический убийца» Джеффри Сакс.

Мне в 1994 или 1995 году пришлось готовить в Государственной думе парламентские слушанья, в рамках которых пришлось нашим бедным депутатам читать лекцию о том, чем на самом деле занимается фонд Сороса. Была фондом Сороса учреждена премия нашему уважаемому ученому — 500 дол. Для того чтобы получить эту премию, претендент был должен подробненько описать все свои разработки: чем занимался, чего достиг, и так далее. 30000 ученых написало отчёты. За 15 миллионов долларов Сорос получал полный обзор всей технической документации, обзор технических достижений СССР. Отчитался за 1 миллион.