Он состроил гримасу:

— Очень сладко. Не могу допить. Вот мне урок — не вести как маленький мальчик.

— Выпейте эспрессо, чтобы перебить вкус, — посоветовала она. — Да и я бы не отказалась.

Она смотрела на Антона, пока он заказывал у стойки, и размышляла о том, у всех ли в той стране, из которой он приехал, такие темные густые волосы. Она слышала, как Антон сделал заказ. Бедный, он ежедневно борется с чужим языком. Но у него в голове сидит еще и другой, на котором он объясняется свободно, иной его мир. Антон оглянулся, их взгляды встретились в зеркале на стене. Он улыбнулся.

— Два кофе за день, — сказала она, когда Антон вернулся. — Обычно я столько не пью.

— Это особенный день, — возразил он. — Для меня. И для моей матери скоро — когда она получит жакет.

Роуз подумала: «Смешно, но для меня тоже. Я прекрасно провожу время, как ни странно».

— Когда я была молодая, мы с друзьями часто ходили в бары, — сказала она.

Он пристально посмотрел на нее.

— Вы и сейчас молодая. Взрослые ребенки… дети, я хотел сказать, не значит, что старая. А я точно молодой, — засмеялся Антон. — Я себе сказал это, когда поехал в Англию: «Я еще молодой, поэтому могу начать новую жизнь». Но скоро я понял, что не такой молодой, чтобы жить как студент и есть из консервной банки.

— Я не чувствую себя молодой, но понимаю, что вы имеете в виду, — произнесла Роуз. — Да, мы сравнительно молодые. Старый — это все-таки другое. Вот как моя мама, например. Сорок с небольшим — это просто… зрелость.

— Это хорошее время. Молодость, — нахмурился он. — Это проблемы, проблемы, проблемы: у меня нет девушки, я глупый, у меня прыщик на лице.

— Да, а девушки все время думают о волосах. Я по полдня думала о них в молодости!

— Значит, сейчас мы лучше, чем молодые. Нам все равно прыщик и волосы. Мы научились радоваться.

«Да, — мысленно согласилась она. — Даже в „Старбаксе“ в субботний день. Какой сюрприз».

— На стройке я теперь радуюсь перерыву на чай, — продолжал он. — Ждешь, смотришь на время. И — уф! Садишься. Разговариваешь. Узнаешь новые плохие слова по-сербски… Играешь в карты. Читаешь газету, то есть пытаешься это сделать. А вы чему радуетесь?

Она призадумалась. Что же ее радует в этой жизни?

— Пожалуй… утро выходного дня. Когда не надо рано вставать, можно выпить чаю в постели. Люси вернется из колледжа и болтает не переставая. — Она замолчала, задумалась и вдруг, повинуясь внезапному порыву, сказала: — Вообще-то, знаете, еще погода. Я получаю удовольствие от погоды. От ветреной. Даже от дождливой. От солнечной, как сейчас, этой весной. Мне нравится… разнообразие погоды. — Боже мой, она раньше никому ничего подобного не говорила. — Хорошо, что я не живу в Калифорнии. Там, говорят, всегда одно и то же.

— А я люблю то, что растет. На стройке — там только кучи окурков растут и пакетиков от чипсов. Но я иду домой и смотрю на сады. Английские сады… очень красивые. Много цветов, все разные. Некоторые названия я выучил. — Он улыбнулся. — Ваш цветок, например. Ваше имя. Роза.

Еще Антон рассказал ей, что его бабушка с дедушкой были фермерами.

— И я помню, как они сперва сажали, а потом это… срезали.

— Собирали урожай, — подсказала Роуз.

— Да. Вот оттуда, наверное, я это люблю. Но мой отец приехал в город, когда был молодой, и все, никакой фермы. Но, возможно, во мне есть человек, который хочет выращивать, который помнит… земельную работу. Ничего. Когда я снова найду место бухгалтера, буду растить Цифры. — Он натянуто улыбнулся.

Посетители в кофейне сменились, потом еще раз. Шумная стайка девушек упорхнула. Пришли влюбленные и забились в уголок. Двух молодых мамаш с грудными младенцами сменил папаша. Ему было трудно справляться с сыном, только начинавшим ходить. Но Роуз и Антон не обратили внимания ни на кого из них. День уже клонился к вечеру. Он рассказал ей, как навещал бабушку и дедушку на ферме, когда был ребенком, как совсем молодым умер его отец, как он не любит рок — «Они, племянник и ребята, все равно свое, но я стараюсь не слушать!» — как любит оперу. Она рассказала о Люси и Джеймсе, хотя и не слишком много, о Генри и его капризах, насчет рок-музыки согласилась, но созналась, что опера — это пробел в ее музыкальном образовании. Оказалось, что они оба любят разгадывать кроссворды. Антон достал потрепанную книжку на своем родном языке, и Роуз, как завороженная, смотрела на сетку кроссворда, испещренную загадочными для нее значками. Он недавно решил этот кроссворд.

Роуз достала из сумки «Гардиан»:

— Ну, попробуем? По горизонтали: «Изучение почерка».

Он думал несколько минут, потом помотал головой и засмеялся:

— Нет-нет, это… чересчур!

Она взглянула на часы:

— Боже мой! Уже шестой час! Мне надо идти. — Роуз засобиралась, потянулась за своим пальто. — Я очень надеюсь, что вашей маме понравится жакет.

— Я знаю, что понравится. Спасибо вам.

— Вот только… — замялась Роуз, — к нему действительно нужен шарф.

— Вы так думаете?

— Я так думаю.

Последовала небольшая пауза. Слышно было, как шипит кофеварка, как хнычет ребенок.

— Может, в следующую субботу? — предложила она. — Недалеко от нашего дома есть магазин «Маркс & Спенсер». Мы могли бы встретиться и сходить туда.

— Я бы хотел, — ответил он. — Я бы очень хотел.

В пять Шарлотта заварила чай. Джерри пришел из гаража, выпил чашку, просмотрел газету.

— Я думала, Роуз вернется к этому времени, — сказала Шарлотта.