Шрифт:
Но с кем здесь драться? Нет ни рефери, ни зрителей. Нет кричащей Мэри. Только он один.
Но где–то ударил гонг.
— Телефон, — пробормотал он и огляделся.
Звук доносился из огромной гранитной будки невдалеке. Он пошел к будке, ощущая, как дико болит у него голова, как одеревенели ноги, как крутит его живот, как будто там проснулась змея.
Он поднял трубку.
— Хэлло! — сказал он, удивляясь, зачем он это делает, ведь это звонят не ему.
— Джон? — спросил голос Мэри.
Трубка упала, ударилась о стену, и тут же трубка и аппарат разлетелись на кусочки, когда Кармода всадил в них всю обойму из пистолета. Кусочки красного пластика ударили ему в лицо. Кровь, настоящая кровь, его кровь, потекла по щекам, по подбородку, теплыми струйками побежала по шее.
Спотыкаясь, чуть не падая, он побежал прочь, перезаряжая пистолет и повторяя на бегу:
— Идиот, ты мог сделать себя слепым, убить себя. Идиот, безмозглый идиот! Это надо так потерять голову!
Внезапно он остановился, сунул пистолет в карман, достал платок и вытер кровь с лица. Раны оказались царапинами, хотя и болезненными. И лицо его уже не было распухшим.
Только теперь он осознал, что значит этот голос.
— О, проклятая богородица! — простонал он.
Даже в таком состоянии одна часть его сознания была в стороне, оставаясь холодным наблюдателем. Она и отметила, что такие слова он произносил только в детстве, а здесь, на Радости Данте, они то и дело срывались с его губ.
Наблюдатель сказал:
— Ну что же ты, Джонни, возьми себя в руки. Зачем нас пугать?
Он попробовал рассмеяться, но у него получился только хрип, такой жуткий, что он сам испугался.
— Но я убил ее, — прошептал Кармода.
— Дважды, — сказал наблюдатель.
Он выпрямился и, сунув руку в карман, крепко сжал рукоять пистолета.
— О’кей, о’кей! Значит, она может возвращаться к жизни. Значит, и это зависит от меня. Ну так что? Ее можно убивать снова и снова, а когда кончатся семь ночей, она погибнет навсегда и я избавлюсь от нее. Даже если мне придется весь город устлать ее трупами, я сделаю это. Конечно, она будет потом ужасно вонять. — Он попытался улыбнуться. — Но я не собираюсь убирать трупы. На это есть специальная служба.
Он пошел к автомобилю, но решил еще раз взглянуть на труп Мэри.
На асфальте была лужа черной крови, и кровавые отпечатки следов вели в ночь. Но труп исчез.
— Отлично, а почему бы и нет? — прошептал Кармода. — Если воображение может создать из ничего плоть, и кровь, и кости, то еще проще воображением уничтожить все это. Ведь есть же принцип наименьшего сопротивления, экономика природы, закон минимальных усилий. Джон, старина, никаких чудес в этом нет! Все происходит вне тебя, Джон. У тебя внутри все в порядке, все неизменно.
Он вскочил в автомобиль и поехал. Стало немного светлее, и он ехал быстрее. Разум его тоже начал отходить от первых потрясений.
— Господь сказал: «Восстань из мертвых!», и они восстали, — говорил Кармода. — Чем я не бог? Если бы я мог доказать это на другой планете, там бы я был богом. Но здесь, — он ухмыльнулся совсем как раньше, — здесь я один из многих, шляюсь в ночи вместе с другими монстрами.
Дорога перед ним вытянулась прямая, как луч лазера. Уже можно было различить замок Боситы в конце улицы. Но огромная луна заливала все своим светом, и он едва видел темно–пурпурную громаду замка в светло–пурпурном тумане. Можно было лишь догадываться, что замок сделан из камня, а не из бесплотных теней, что это замок, а не его призрак.
В небе сияла луна. Золотисто–пурпурная в центре и серебристо–пурпурная по краям. Она была такой огромной, что казалось, будто она падает на землю. Ощущение падения усиливалось легким смещением, игрой оттенков в пурпурном тумане. Когда Кармода смотрел прямо на нее, луна словно вспучивалась, а когда отводил взгляд, она съеживалась.
Он решил ехать и смотреть на этот шар только сквозь ветровое стекло. Больше нельзя было терять времени, нужно было сосредоточить все внимание на тумане, полном опасностей. Казалось, все вокруг было готово поглотить его. Он чувствовал себя маленьким мышонком среди огромных пурпурных котов, и ему совсем не нравилось это ощущение.
Он помотал головой, как бы желая разбудить себя, и это помогло ему. Те несколько секунд, когда он смотрел на луну, чуть не усыпили его. Или, вернее, усыпили его бдительность. Теперь он был в полумиле от замка Боситы, а он даже не помнил как проехал последние мили. Луна, эта пурпурная губка, вобрала в себя все его ощущения.
— Эй, Джон! — крикнул он сам себе. — Ты едешь слишком быстро.
Он подогнал автомобиль к основанию статуи в центре улицы. Тень от статуи спрячет автомобиль от глаз тех, кто мог стоять перед замком, и тех, кто мог смотреть в окно.