— Ну, Кармода, кем же он будет?

— Кем? — тупо переспросил Кармода.

— Да, — сказал предводитель людей Алгула, снова приблизившись к пьедесталу. — Кем он будет? Мессом или Алгулом?

— Так вот оно что? — сказал Кармода.

Экономия Природы, Богини или чего там еще. Зачем трудиться над созданием ребенка, когда он вот, под рукой.

— Да! — громко сказала Мэри. Голос ее был музыкален, хотя в нем звучала медь колокола — Джон, ты не хочешь, чтобы дитя было таким, как ты? Темной замороженной душой? Ты хочешь, чтобы он был светлым и теплым, правда?

— Человек! — сказал Танд. — Неужели ты не видишь, что ты уже сделал выбор. Ты не знаешь, что у нее нет собственных мозгов, что она говорит только то, что думаешь ты? Она повторяет истинные твои мысли и желания, спрятанные в самых глубинах твоей души. Неужели ты не знаешь, что это ты вкладываешь слова в ее уста, что это ты управляешь движениями ее губ?

Кармода чуть не упал в обморок, но не от слабости. Свет, свет, свет… Огонь, огонь, огонь… Дай себе раствориться. И как феникс ты возродишься вновь.

— Держи меня, Танд, — прошептал он.

— Прыгай, — сказал Танд, громко рассмеявшись.

Громовые раскаты хохота и радостные крики раздались со стороны первой шестерки, шестерки Месса.

Люди Алгула завопили от ужаса и бросились бежать врассыпную.

Нежно–пурпурный туман начал светлеть, превращаться в светло–фиолетовый. Внезапно над горизонтом появился огненный шар, и фиолетовый свет стал белым, как будто кто–то сдернул вуаль с планеты.

Те из людей Алгула, что не успели скрыться, зашатались и упали на землю. Конвульсии швыряли их из стороны в сторону, ломая кости. Некоторое время они еще шевелились, затем стихли.

— Если бы ты сделал другой выбор, — сказал Танд, все еще поддерживая Кармоду после прыжка, — теперь бы мы лежали в пыли мертвыми.

Они пошли к замку, окружив Мэри, которая шла медленно, то и дело сгибаясь при приступах боли. Кармода, который шел за ней, стискивал зубы и стонал, так как тоже испытывал предродовые схватки. И не только он — все остальные тоже закусывали губы, прижимая руки к животам.

— А что произойдет с ней потом? — спросил шепотом Кармода у Танда.

Он шептал потому, что каким–то образом понимал, что Мэри создана не только его подсознанием. Он знал, что в ее создании принимали участие и шестеро других. Теперь он почему–то стал думать о чувствах других людей.

— Она исполнит свою миссию, когда родится Месс, — сказал карренец. — Она умрет. Она умрет, когда закончится Сон. Сейчас она жива только благодаря тому, что мы вливаем в нее энергию. Нужно торопиться. Скоро все проснутся и не будут знать, кто правит в мире — Месс или Алгул. Они не будут знать, радоваться им или печалиться. Мы не должны долго оставлять их в сомнении. Но мы должны идти в замок. Там мы должны войти в Святые покои Великой Матери и сочетаться с ней мистическим актом совокупления. Этот акт невозможно описать, его можно только пережить. И тогда огромный живот создания твоей ненависти и твоей любви разрешится от бремени, и она умрет. Затем мы должны обмыть ребенка, одеть его и показать народу.

Он дружески потрепал руку Кармоде и вдруг крепко сжал ее. Острая боль вновь пронзила тело Кармоды. Это не была боль от руки Танда — он боролся с собственной болью, которая волнами накатывала на него, нестерпимой болью и экстазом от предчувствия того, что он дает жизнь божеству.

Это была также боль от того, что он растворился, расползся на тысячи кусков. Но теперь он не чувствовал паники, только радость и уверенность, что в конце этого самоуничтожения он вновь будет целым, будет таким же, как люди, окружавшие его.

А на фоне этой боли, радости, уверенности в нем зрела решимость заплатить за все зло, что он сделал в своей жизни. Заплатить, но не ценой ночного самоистязания, самоуничтожения, ненависти к самому себе. Он должен постараться изменить мир, изменить Вселенную, которая редко показывала свою улыбку человечеству.

Что он должен сделать для этого, какие средства выбрать, к какой цели стремиться, он еще не знал. Это придет позже. А сейчас он был полностью поглощен последним актом драмы Сна и Пробуждения.

Внезапно он увидел лица двух людей, которые уже не чаял увидеть, Галлункса и Скалдера. Те же самые, но изменившиеся. Исчезло выражение страдания на лице Галлункса, его заменило спокойствие и умиротворенность. Исчезла жестокость и ревность с лица Скалдера. Их заменила мягкая улыбка.

— Значит, вы оба благополучно прошли через все? — хрипло произнес Кармода.

Он с удивлением заметил, что один из них одет в монашеское одеяние, а другой сбросил ее и оделся как обычный человек. Ему очень хотелось бы знать, почему один из них отказался от религии, а другой еще более укрепился в ней. Но он понимал, что и тот и другой имели веские причины для этого, в противном случае, им было бы не выжить. Однако по их лицам Кармода видел, что это уже неважно, важно то, что каждый из них выбрал свой путь в будущее.