— Не знаю, не знаю… — нерешительно протянул Абнер. — Ты такой большой, такой сильный. У тебя такие огромные руки — ты бы мог меня разорвать на куски голыми руками.

— Это было бы очень глупо с моей стороны. Кто бы тогда таскал мне еду? Я бы умер с голоду.

— Верно. Значит, ты не причинишь вреда своему маленькому дружку? Я такой слабый и беззащитный. И похоже, тебе чуточку нравлюсь, не правда ли? Ты ведь не думаешь на самом деле сделать со мною то, о чем говорил во время перехода?

— Разумеется, это я просто так, — промычал Стэгг, пережевывая ветчину, хлеб с маслом и соленья. — Я сказал лишь для того, чтобы твой дружок Люк ни о чем не догадался.

— Так ты не только сногсшибательно красив, ты еще и умница к тому же, — восхищенно сказал Абнер. Лицо его слегка вспотело. — Ты уже чувствуешь себя достаточно сильным?

Питер хотел было сказать, что должен съесть все до конца, прежде чем к нему вернется сила, но вспомнил о необходимости воздержания. Его выручил шум снаружи. Питер приложил ухо к железу двери.

— Это твой дружок, Люк. Ему известно, что ты у меня и он требует, чтобы его пропустили.

Абнер побледнел.

— О, Матерь! Он убьет меня, и тебя тоже! Такая ревнивая сука!

— Позови его. Я беру это на себя. Я не стану его убивать, просто задам небольшую взбучку. Пусть знает, как обстоят дела у нас с тобой.

Абнер взвизгнул от восторга.

— Это будет божественно!

Ох схватил руку Питера и в умилении закатил глаза.

— Матерь! Что за бицепс! Такой большой и такой твердый!

Стэгг постучал кулаком по двери и сказал часовому:

— Абнер просит пропустить!

— Да, да, — пролепетал Абнер, прячась за спину Стэгга. — Именно так. Пусть Люк пройдет.

Он поцеловал Питера в затылок.

— Воображаю, какая у него будет рожа, когда ты ему скажешь о нас. Я чертовски устал от его ревнивых выходок.

Дверь скрипнула, и в комнату с мечом в руке ворвался Люк. Часовой захлопнул за ним дверь, и все трое оказались взаперти.

Стэгг не стал терять время зря. Он рубанул ладонью по шее Люка. Тот свалился, меч его зазвенел, ударившись о пол.

Абнер слегка вскрикнул от восторга. Затем увидел лицо повернувшегося к нему пленника и открыл рот, чтобы закричать. Но прежде, чем легкие наполнились воздухом, тоже рухнул на пол. Голова оказалась под каким–то непривычным углом к туловищу. Удар кулака был столь силен, что сломал шейные позвонки.

Стэгг отволок тела вглубь комнаты, чтобы их не было видно с порога, взял меч Люка и резким ударом отсек ему голову.

Затем легонько постучал по двери и позвал, подражая голосу Абнера:

— Часовой! Иди сюда и заставь Люка прекратить издеваться над пленником!

Ключ повернулся, и часовой с мечом в руках вошел внутрь. И тотчас же напоролся на меч. Голова часового на полметра отлетела от тела, из разрубленной шеи брызнул поток крови.

Стэгг засунул за пояс кинжал часового и вышел в коридор, тускло освещенный факелом в дальнем конце. Рассудив, что именно там находится кухня, он не мешкая направился туда. Дверь вела в большую комнату, полную всякой еды. Питер нашел вещевой мешок и, наполнив его пищей и несколькими бутылками вина, снова вышел в коридор.

Как раз в это время в коридоре появился Раф.

Шел он, крадучись, и, вероятно, из–за охватившего его волнения не заметил отсутствия часового. При нем не было никакого оружия, кроме ножа в чехле у пояса.

Стэгг стремглав ринулся к нему. Раф поднял голову и увидел бегущего прямо на него рогатого человека с поднятым над головой окровавленным мечом в одной руке и большим мешком в другой.

Он повернулся и побежал к выходу. Поздно! Лезвие прошло насквозь через его шею.

Стэгг переступил через труп, из которого все еще хлестала кровь, и вышел во двор. Здесь он наткнулся на двух охранников, спавших прямо на каменной дорожке. Как и большинство обитателей Хай Квин они были пьяны до потери сознания. Ему не хотелось оставлять ни малейшего шанса на то, чтобы его преследовали и двумя быстрыми ударами по шее, он устранил эту возможность. К тому же, у него возникло желание убивать всех пантс–эльфов, сколько их ни попадется под руку.

Питер быстро пересек двор и вошел в другой коридор, точно такой же, как и тот, откуда он вышел. Возле двери в комнату, где была заперта Мэри, сидел часовой, приложив к губам бутылку.

Он заметил Стэгга только тогда, когда тот уже был рядом. Какое–то мгновенье он был парализован от изумления и не мог даже пошевелиться. Этого мгновенья вполне хватило, чтобы метнуть в него меч острием вперед.

Острие ударило стражника прямо в букву «А» вытатуированного на его голой груди слова «Матерь». Часовой от удара отшатнулся назад, рука его вцепилась в поразившее грудь лезвие. К удивлению Питера, другая его рука продолжала крепко держать бутылку.