Избранное
вернуться

Гитович Александр Ильич
Шрифт:

Подражание Пушкину

«Не забыли мы, как в селах отчих…»

Не забыли мы, как в селах отчих Полыхал неистовый пожар — На страну строителей и зодчих Пали ятаганы янычар. И когда нас буря долу гнула, Различали мы через туман Драгоценные дворцы Стамбула, Созданные гением армян.

Валуны

Мне кажется, что когда-то Природа, в глубоком горе, Оплакивала Армению Каменными слезами, И слезы, соединяясь Подобно шарикам ртути, Образовали эти Гладкие валуны.

1966

«Так будет до самого марта…»

Так будет до самого марта: Я сплю среди зимних ночей А горы Гарни и Гегарта Стоят у постели моей. И верю я верой младенца, Что это — основа основ, Которую гений Галенца Мне создал из красок и снов.

1965

Мкртчянам

Я весною вернусь в Ереван, А пока — Под надзором жены — Путешествует мой караван По снегам — От сосны до сосны. Я весною вернусь в Ереван: Надо только дожить до весны.

1965

СКВОЗЬ БИНТЫ

Сквозь бинты

Раны сердца! Или я впустую Сдерживал себя В лихой судьбе? Ведь пока я Их не забинтую — Даже друга Не впущу к себе. Если ж стало Кое-что понятно, То отнюдь Не по моей вине: Это крови Проступали пятна Сквозь бинты, Белевшие на мне.

1964

«Эти строки — вне выгод и схем…»

Эти строки — вне выгод и схем, Я надеялся: ты мне простишь их, После чтения шумных поэм Отдохнув на моих восьмистишьях. Уж и так я в долгу как в шелку, Но опять меня совесть осудит, И опять я по слабости лгу — Ибо отдыха нет и не будет.

1965

Памяти Анны Ахматовой

Дружите с теми, кто моложе вас, — А то устанет сердце от потерь, Устанет бедный разум, каждый раз В зловещую заглядывая дверь, Уныло думать на пороге тьмы, Что фильм окончен и погас экран, И зрители расходятся — а мы Ожесточаемся от новых ран.

1966

Совесть

Злая совесть-каторжанка, Жизни видимой изнанка, Арестантская жена. Все равно — ты мне нужна. Злая совесть-каторжанка, Рваный ватник и ушанка, За тобой не в монастырь, А на каторгу, в Сибирь. Злая совесть-каторжанка! Ты в чужой избе лежанка, Где не спится до зари. Сам с собою говори. Злая совесть-каторжанка! Я — слуга, а ты — служанка, У доски у гробовой Мы помиримся с тобой.

1958

Время осенних дождей

Мне хорошо знакома, Помимо прочих бед, Тоска аэродрома, Когда полетов нет. О, давняя невзгода Туманов и дождей — Нелетная погода В поэзии моей!

1965

Перед циклоном

На море — штиль. Вода мертва от зноя, А в небе равномерно-голубом Лишь облачко одно плывет тайком Пленяя нас прохладной белизною. И так нарядно-женственно оно Что только рыбаки и мореходы Определят: какой оно породы И сколько злобы в нем заключено.

1964

«Так, во флотской форменной шинели…»

М. Ю. Лермонтову

Так, во флотской форменной шинели, Черной среди серых, на снегу, Я ли не находка для шрапнели, Не подарок лютому врагу? Но, судьбе навстречу вырастая, Я иду не медля, не спеша. Где ты, Вулич? Где твоя простая Сербская и страшная душа?

14 декабря 1939

Теплоход «Сибирь»

«Жить — страшный пир не прерывая...»

Жить — страшный пир не прерывая... Горит свеча, звенит металл. Игра ведется роковая — Ты сам ее изобретал. Ты жив? — Кто эту ставку снимет? Врагам открыт твой добрый клуб. О, ты расплачивался с ними, Не горевал и не был скуп. Но чем платил ты в час печали, Наедине с собой самим, Об этом и друзья не знали, Да и не нужно это им. А дни бегут, проходят годы, И ты, сгорающий дотла, С твоею призрачной свободой Вдвоем остались у стола. Что ж, кто-то где-то знает меру, И, проигравшим на пиру Любовь и дружбу, стыд и веру, Ты продолжай свою игру!