Я отпила еще глоток кофе. Беседа становилась интересной. Крайне. «Мамонт» пришел исповедоваться? В пьяном состоянии? Запросто все выложит, стоит только начать правильно задавать вопросы. Это качество спиртного мне нравится. Помогает узнавать намного больше, нежели в обычной трезвой беседе.

– Вас что-то стесняет, Александр Геннадьевич?

Он мотнул головой и повысил голос:

– Стесняет. Я по рукам и ногам связан!

Опаньки! Сейчас настанет момент истины. Вот только спрошу:

– И чем же? Шантаж?

Он откинулся на спинку кресла и выдал:

– Ха! На шантаж я не поведусь. Я лучше отморозков снаряжу к шантажисту. Сейчас вокруг полно тупоголовых малолеток, которые за деньги даже президента битами поколотят… Ну, это я так, к примеру… Не поймите меня превратно.

– Если не шантаж, тогда что?

– Горе у меня, Евгения Максимовна. В шоке я. В большом.

Приложился к бутылке – надолго. Спиртное потекло по его шее. Он утерся рукавом, поморщившись. Не дав мне ничего сказать, спросил:

– А знаете почему?

Я отрицательно покачала головой:

– Не знаю.

– Потому что… Потому что жена и сын мои не на курорте вовсе. Их какая-то тварь похитила и теперь денег требует! И эта же тварь меня убить зачем-то пытается!

Я хотела было сказать что-то, но замолчала, пораженная до глубины души. Ветров тем временем извлек из кармана скомканный листок бумаги и протянул его мне. Желваки заметно напряглись на его скулах.

Разгладив бумагу на колене, я стала читать.

«…Баба твоя у нас. Сынок, естественно, тоже. Сам понимаешь, что полицаям звонить не следует. Стоит только совершить такую непростительную глупость, как сразу же на твой адрес придет известие из городского морга о поступлении туда двух обезображенных трупов. Цена двух жизней – двадцать миллионов долларов. Срок – четверо суток, начиная с этого момента. Ищи деньги, Ветров…»

Вот это новость! Жену и наследника похитили, тем самым связав Ветрова по рукам и ногам! Не только деньги требуют, но еще и убить его пытаются? Странно…

Я вернула ему записку. Осторожно поинтересовалась:

– А когда это произошло?

– Вчера вечером… – Он мрачно усмехнулся. – Я приехал с работы, а весь дом на ушах стоит. Охрана обезоружена, все, что ценного было, – исчезло, прислуга только каких-то уродов в масках помнит, а Наташка с Лехой…

Шмыгнув носом, он допил бутылку – залпом. Сдавил ее в руке, словно бумажную. Осколки стекла разлетелись по полу.

– А их – нету… И эта писанина на столе в кабинете валяется. Мол, готовь бабки, не то… Ну я и собрал что было. Наскреб все двадцать лимонов. А эти твари звонят сегодня после обеда и говорят: «Ты, типа, парень богатый, давай, короче, еще двадцать…»

Ветров отряхнул руки от осколков. Затем выудил из кармана штанов еще одну бутылку, которую я и не заметила, когда он вошел. Открыл ее.

Выхлебав разом не меньше трети, он вновь заговорил:

– Ну, я им и кричу: «Вы че творите-то?! Зачем тачки и людей моих гробите, знаете же, что я в состоянии отдать такие деньги!» А они, Евгения Максимовна, не в понятках. Дескать, мы не при делах. Вообще ничего не знаем. Типа, это уже кто-то не наш. Сам, мол, разбирайся со своими врагами. Но сначала – деньги. – Грустно вздохнув, он взглянул на меня… как на священника, что ли! И поведал: – Вот я к вам и обратился… Как я своих выкуплю – так мы и разойдемся. Я сам найду всех, кто мне зла желает. А пока… Пока что – вы мой телохранитель. И очень хороший телохранитель, судя по сегодняшнему происшествию на складе.

Я покосилась на раздавленную бутылку. На вторую, в руках нанимателя. И ведь не порезался даже! Невольно я испытала приступ страха. Но виду не подала. Такой динозавр вообще, наверное, в охране не нуждается. Сам в состоянии за себя заступиться. Только вот семья его держит…

– А вы хотя бы догадываетесь, кто мог похитить ваших близких и потребовать за них выкуп?

– Нет. – Ветров снова вздохнул с грустью. – В том-то и дело, что я даже вспомнить не смог, кто мне отомстить пытается! Пусть не отомстить, а денег сорвать – один черт. Братва местная меня знает, не полезет ко мне. Гастролеры какие-нибудь – в Тарасове они сразу засветятся, здесь приезжих не любят. Все места заняты. Компаньоны – те и подавно «рогатку» мне не сунут, боятся. В общем, не знаю, Евгения Максимовна! Не знаю… – Он выпил еще треть содержимого бутылки. Вылил в рот, вернее. С надеждой на меня посмотрел: – Вы уж укройте меня от пуль, пока я деньги собираю. А дальше – я сам справлюсь. Вот только семью верну, и все. Заплачу вам в два раза больше. На том и расстанемся. – Поднявшись на ноги, он приложил руку к груди: – Простите за осколки и пьяные признания, Евгения Максимовна, но мне нужно было выговориться. Иначе я в запой рухну. Спасибо, что выслушали. – Открыв дверь, он проговорил напоследок: – Утром я все стекла сам уберу, не тревожьтесь.

Все. Ушел, покачиваясь. Оставил меня одну, малость ошарашенную. Вопросов стало еще больше, но кое-что уже встало на свои места, вырисовалась постепенно общая картина. И охранник с синяком под глазом, и поврежденные камеры наружного наблюдения, и общий бардак в доме – это все дело рук не взрыва, а похитителей. Именно они были в этом доме, именно они выбивали двери и выносили отсюда все ценное. Даже кого-то избили из прислуги, поэтому-то ее в особняке-то и нету. Якобы она по домам отправлена, во избежание слухов и обмолвок органам. Ветров не стал рисковать и попросту утаил похищение близких от полиции. Собрался банально отдать деньги, а потом… Потом жестоко мстить: и тем, кто его убить пытается, и тем, кто украл жену и сына. А судя по его прошлому, месть эта будет кровавой и ужасной. Лихо придется всем.