Не исключено, что слова эти были адресованы скорее Платову, не обращавшему внимания на Денисова. Матвей Иванович, кажется, осознал нелепость ситуации, в которую сам себя загнал в присутствии проницательного графа. Он «слабым голосом», как бы нехотя, стал благодарить Андриана Карповича за хорошую службу, предложил пуншу.

— Спасибо, господин атаман, я весьма слаб здоровьем. Прошу вас указать, где мне с отрядом разместиться на ночлег?

— Располагайтесь рядом с остальными полками донского корпуса, — сказал Платов.

Андриан Карпович, «засвидетельствовавши ему нижайшее почтение», вышел.

За дело при Гутштадте Андриан Карпович Денисов был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени. Представить его к награде мог только атаман. Выходит, все же по достоинству оценил героя?

Разгромить арьергард французской армии под Гутштадтом не удалось. Генералы Горчаков и Остен-Сакен не выполнили приказ Беннигсена: первый не оказал «должного содействия» Багратиону, а второй, хотя и выступил по предписанному маршруту, к началу атаки опоздал. Да и сам главнокомандующий не проявил необходимой решительности, слишком долго прояснял обстановку, упустил время, не обрушился всеми силами на неприятеля, с отважным пренебрежением расположившегося на ночлег на виду у русских. На рассвете 25 мая под натиском русского авангарда маршал Ней отступил за Пасаргу, пожертвовав частью своих войск и оставив раненых. За два дня боев он потерял только пленными 1500 человек. Убитых никто не считал, но их было «много».

Отступив за Пасаргу, Ней расположил свои войска на обширной равнине на левом берегу реки, куда Наполеон уже стягивал корпуса Бессьера, Даву, Ланна, Мортье, Сульта, Удино, резервную кавалерию Мюрата — без малого 200 тысяч человек…

Русские войска после событий 24 мая занимали позицию на правом берегу Пасарги от Деппена до Гутштадта. Общая численность их по-прежнему не превышала 125 тысяч, поскольку резервы все еще не подошли.

Беннигсен, не сумев разбить корпус Нея у Гутштадта, решил еще раз помериться силами со всей армией Наполеона на заранее подготовленной позиции у Гейльсберга, куда и приказал отступать своим войскам. Прикрывать отход должен был арьергард князя Багратиона, подкрепленный казаками Платова и частью регулярной кавалерии правого крыла под командованием Уварова.

25 мая, приказав отряду Денисова наблюдать за неприятелем, стоявшим в Алленштейне, Платов с остальными полками своего корпуса двинулся на соединение с арьергардом Багратиона.

Между тем наступила ночь — лучшее время для дерзких налетов на неприятеля, расположившегося на отдых после изнурительного марша к месту сосредоточения. Собрав полковых командиров, Платов приказал им выбрать из полков самых «доброконных» и отважных казаков и отправить их за Пасаргу для нападения на цепь передовых постов вокруг французского лагеря. Донцы справились с поставленной задачей: многих часовых перебили, прочих разогнали, подняли на ноги всю наполеоновскую армию и благополучно вернулись назад, приведя с собой десятка два пленных. Но прежде, чем возвращаться, они заложили в кострище заряженную гранату…

На востоке уже занималась заря. Начинался новый день, не отмеченный мемуаристами ни победами, ни поражениями. Главнокомандующему Беннигсену «осторожность и благоразумие предписали воздержаться от решительного столкновения с превосходными силами неприятеля». По воспоминаниям артиллериста Ермолова, день «кончился без важных происшествий». А как у наших казаков?

26 мая французы вернулись на берег и развели костер как раз на том месте, где казаки заложили гранату. Прогремел взрыв. Погибло 11 человек. Один солдат, оставшийся в живых, прокричал через реку:

— Черт возьми, господа казаки, это довольно скверная шутка!

Атаман М. И. Платов, рассказывая об этом генералу А. Ф. Ланжерону, покатывался со смеху. Александр же Федорович не оценил «шутку» и назвал происшедшее «адским поступком, достойным лишь варваров».

Если не считать тревоги и фейерверка, устроенных казаками на левом берегу Пасарги, то в тот день, 26 мая 1807 года, действительно ничего существенного не происходило. Армии противников оставались на своих позициях: французская отдыхала после бессонной ночи и сосредоточивалась перед наступлением; русская готовилась к отходу на Гейльсберг, где Беннигсен решил дать Наполеону сражение.

В районе переправы против Деппена Наполеон сосредоточил большую часть своей армии: корпуса Ланна, Нея, Даву, Удино, гвардию Бессьера, кавалерию Мюрата; за ними следовал Мортье. Сульт должен был форсировать Пасаргу с выходом на Эльдитен. Виктор, сменивший раненого Бернадота, остался стоять еще севернее — против войск Лестока и соединившегося с ним после падения Данцига графа Каменского.

Весь день 27 мая русская армия отступала по дороге к Гутштадту. От возможного нападения главных сил Наполеона с тыла ее прикрывал арьергард князя Багратиона, а от удара войск маршала Сульта с севера — корпус атамана Платова, подкрепленный отрядами генералов Кноринга и Чаплица.

28 мая неприятель занял Гутштадт. Когда арьергард Багратиона переправился через Алле, казачий корпус Платова еще два часа сдерживал неприятеля. Потом, уничтожив все мосты и изрубив понтоны, двинулся вверх по реке к Гейльсбергу. Утром следующего дня предстояло сражение на позиции, которая представлялась Беннигсену исключительно «выгодной» для русских. Он и мысли не допускал, что Наполеон осмелится атаковать ее с фронта.

На позиции при Гейльсберге было много естественных преград — оврагов и высот с возведенными на них «весьма сильными фортификационными сооружениями»: редутами, батареями и флешами. Кроме того, еще в марте были построены «два плавучих моста на лодках», позволявших поддерживать связь между войсками, расположенными на обоих берегах реки Алле.