— Да уймите вы бесноватую, — басила в некотором отдалении Рыкова. — Приду к власти — запрещу к едрене матрене все эти народные ритуалы. Меня в Чебоксарах так этой пшенкой осыпали, что я всю брачную ночь вытряхала крупу из лифчика и трусов!

— Ты была замужем? — удивленно повернулся к ней Кузьмин.

— Да ну, — пробормотала Зина. — На пятом курсе ради прикола поженились, через три месяца развелись. Фигня!

— Так ты из Чебоксар, что ли? А я думал, ты местная.

— Нет, я в Эмск только три года назад приехала.

Бутерброды с колбасой быстро расхватали. Анжелика скормила Сюсечке два канапе, и многие недовольно на нее косились. В ход активно пошел батон, который Ростунов шинковал крупными ломтями и передавал желающим, с большими ложками столпившимся у банок с кабачковой икрой.

— Али-ин, — капризно протянула молодая. — А что, колбасы больше нет?

— Да, Юль, больше нет.

— Но я брала 600 грамм! В чем дело? Они не могли так быстро закончиться.

Корикова не хотела говорить невесте о том, что ее «Краковскую» элементарно сперли. Но ситуацию быстро «выправила» Крикуненко:

— Да, Юлечка, да! Опять имело место исключительное бесстыдство пресловутого инкогнито!

— Дим, — простонала Колчина, опустившись на стол. — Я больше не могу, я этого не вынесу…

— Да что за горе-то? — выдвинулся в первые ряды Кузьмин. — Подумаешь, краковская. Зато знатно капустой похрумкали!

— Замолчи! Вечно ты надо мной издеваешься! — взорвалась Колчина. — Нашел себе девочку для битья и думаешь, что я ничего не понимаю!

— Юль, да успокойся, — опешил Кузьмин. — Я и не думал издеваться. Я просто хотел тебя утешить.

— Иди утешь кого-нибудь другого! — молодую понесло. — Вон их сколько выстроилось! — и она махнула рукой в сторону Кориковой и Рыковой. Раздался треск — это у невесты разошлось под мышкой платье.

Жениха эта мизансцена нисколько не взволновала. Он даже ее и не заметил — пять минут назад вместе с Вопиловым и Ростуновым Димон переместился за соседний столик с бутылкой водки и упаковкой «морквы».

— Так, Филатов, я жена или где?! — путаясь в кринолинах, бросилась к ним Колчина. — Нас нагло обворовывают, а ты опять лопаешь!

— Порву как Тузик грелку! — вскочил Димон, обводя коллег мутным взглядом.

— Все, уезжаем отсюда! — истерила Колчина. — Ну спасибо вам, дорогие коллеги! По гроб жизни буду помнить вашу доброту! Где Сюсечка? Да иди ты…! — оттолкнула она руку Кориковой, которая протянула ей салфетку, чтобы вытереть слезы.

— А Сюсечка, кажется, коротает досуг не без пользы, — сообщил Кузьмин. — Гляньте-ка.

Действительно, собачка довольно агрессивно трепала крикуненковскую сумочку, стремясь получить доступ в ее внутренности.

— Ах ты блохастая тварь! — бросилась к своей торбе Анжелика. — Пшла вон! Фу!

— Интересно, а что это она к вашей сумке так прикипела? — Кузьмин с любопытством наблюдал за кульбитами Сюсечки.

Напрасно Анжелика пыталась отбить у собачки свой аксессуар. В миниатюрную шавку словно питбуль вселился. Ушко с розовым бантиком нервно подрагивало, мелкие кривоватые зубки угрожающе скалились. Еще рывок, еще… раздался треск кожзаменителя, и глазам публики предстало содержимое сумки Крикуненко. Несвежий носовой платок, четверка «старки», дамский роман в мягкой обложке «Возьми меня сладко» и… упаковка «Краковской».

— Анжелика Серафимовна? — первым прервал паузу Кузьмин.

— Я понятия не имею, откуда эта тварь притащила колбасу! — выпалила Крикуненко после некоторого замешательства.

— И не совестно вам клеветать на бессловесное существо? — подал голос Вопилов. — Ясен пень, что «краковскую» сперли вы.

— Ага, а парила всем мозг, что не жрет мяса, — процедила Рыкова. — Чтобы я после этого поверила хоть одному вегетарианцу…

— Э… так это вы мой доширак в тот раз скоммуниздили? — отвлекся от поедания корейской моркови молодожен.

— И дорогущие сосиски, которые я на последние деньги купила для своего мужа?! — плачущим голосом взвизгнула Колчина.

— Да, это сделала я! — Крикуненко торжествующе задрала нос. — Я! Кругом и всюду одна я! Давайте, закидайте меня камнями, распните, изничтожьте, порвите как Тузик грелку! Но помните, что за каждую пророненную мной слезинку каждому из вас воздастся втройне, ибо страдаю я безвинно!

— Да ладно вам паясничать, Анжелика Серафимовна, — наконец, сказала Корикова. — Вина ваша очевидна, нечего и изворачиваться. Но лично я не имею к вам никаких претензий по поводу двух своих йогуртов. Ешьте на здоровье. Только мне непонятно, зачем надо было брать без спроса? Неужели бы я вас не угостила, если бы вы хоть одним словечком намекнули мне, что вам хочется йогурта?