За выходные новость о том, что Светлов послал статью Карачаровой, какими-то путями стала известна буквально каждому в «Девиантных». И все уже готовились к тому, что понедельник будет особенно тяжелым. Но никакого ора не последовало. Тогда народ решил, что кто-то, видимо, заранее подготовил Яблонскую к этому удару, и самое тяжелое она пережила в выходные.

— Ну и как это понимать, Свет? — отрешенно спрашивала она у Серовой, показывая ей красочный толстый выпуск «Эмских», на первой полосе которых красовался смуглый парень в совершенно бутафорской треуголке и странном бархатном камзоле на босу грудь. — Как это понимать? Я тебе не сказала, но этот пират должен был завтра выйти у нас. Светлов прислал мне его еще в четверг.

Это был чувствительный укол по самолюбию Серовой, но она ничем этого не выказала.

— Свет, вот лично ты на кого больше грешишь? На наших или все-таки на Светлова? — продолжила Яна. — Ты знаешь, еще в пятницу у меня не было ни малейшего сомнения в его порядочности, а сейчас…

— А что Карачарова говорит? — Серова даже не стала предлагать Яблонской позвонить главреду «Эмских». Она прекрасно знала, что Яна уже давно это сделала, повинуясь первому же импульсу.

— То же, что и Пащенко. Прислал сам, в пятницу вечером. И это похоже на правду. Олег пил с ними в пятницу в «Стельке», и Гугунин сильно припозднился. Как раз из-за статьи Светлова.

— Тогда надо потребовать объяснений у самого Светлова.

— Написала уже, но пока ответа нет. И где только свищет наше золотое перо? — Яблонская вздохнула.

— Если это все-таки Светлов делает параллельную рассылку, то мне непонятно одно: почему к нам его статьи приходят раньше, чем к Пащенко и Карачаровой? Какой в этом смысл?

— А смысл, я думаю, такой, — рассудила Яна. — Перевести стрелки на кого-то из наших. Что, мол, его статьи, сделанные эксклюзивно для «Девиантных», некто из вредности сливает в другие газеты.

— А, может, не из вредности, а за деньги? — подкинула идею Светлана.

— Может быть все, что угодно, — кивнула Яблонская. — Корысть, зависть, любовь — все это никто не отменял. Вдруг какая-нибудь Колчина по уши встрескамшись в какого-нибудь Гугунина и шлет ему все, что он ни потребует? Но меня удивляет другое: в этот раз о статье вообще никто не знал кроме меня и Олега. Я предприняла все меры предосторожности. И вот на тебе!

В корреспондентской Кузьмин сосредоточенно всматривался в три разные бумажки, лежавшие перед ним.

— О, Свет, ты-то мне и нужна, — радостно приветствовал он Серову. — Яблонская дала мне три задания. В педе препод дал студенту щелбан. В «Десяточке» нашли три фальшивые тысячи. Аферистка под видом работницы Горгаза облапошила бабулю на 13 тысяч четыреста пятьдесят рублей. Все в номер, все срочно. Сориентируй, с чего начать и что вообще важнее.

— Да все важно, Антон.

— Но ты же понимаешь, что невозможно делать три задания одновременно.

— Очень даже возможно. Сначала позвони в одно место, озадачь людей, потом в другое. Потом опять в первое — там к этому времени комментарий должен подоспеть. Потом в третье место, потом повторный звонок во второе… Ну, как-то так, наверно.

— Ага, и получится у меня и тут немножко, и там кое-как. Вместо нормальной отработки тем — три куцые заметки, под которыми даже стыдно будет поставить свою подпись!

— Ну давай я попробую облапошенную пенсионерку Крикуненко перебросить, — наконец, предложила Серова. — Ее персонаж-то. Она любому униженному и оскорбленному в душу влезет.

— Спасибо, Свет, — и Антон скользнул по ее лицу благодарным взглядом.

Он никогда не думал о Серовой как об интересной женщине. Как, впрочем, и о Яблонской. «Может, это потому, что они — начальницы?» — спрашивал Антон сам себя. Его очень манила Корикова. Раззадоривала яркостью и стервозностью Рыкова. И лишь плаксивой, вечно всем недовольной Колчиной он сторонился. А ведь четыре года назад она ему очень даже нравилась.

Зато он Колчиной тогда не приглянулся. Она не проявила большой оригинальности и влюбилась в Вопилова. И он, конечно, не преминул по ходу дела сорвать этот случайно встреченный на своей тропинке хорошенький цветочек. Но продолжения не последовало. Влад вообше редко сохранял к кому-то интерес дольше двух-трех недель, а с Юлей же он распрощался и того раньше — уже на второй встрече он нашел ее леденяще нудной. Колчина тогда объявила ему бойкот и выдержала-таки три месяца. Но Вопилов этого даже не заметил и лишь радовался тому, как тихо-мирно они расстались.

И вот где-то с полгода назад Кузьмин неожиданно понял: а ведь он того, нравится Колчиной. Да что там скромничать! Девка, похоже, конкретно в него влюблена. Антон попробовал взглянуть на Юлю новыми глазами — не получилось. Да, хороша, но к ее красоте он давно присмотрелся. «Малыш, ты меня волнуешь, но не могу, не могу, извини, не могу» — констатировал про себя Кузьмин.

Юля же почему-то решила, что Антон специально напускает на себя холодность. Дескать, хочет наказать ее за то, что некогда она пренебрегла им. И чем больше Кузьмин это отрицал — а она на редакционных собирушках уже трижды разводила его на беседы о личном — тем больше Колчина утверждалась в своей версии.