Шрифт:
Прежде, когда Андрей с Дмитрием вражду за великий стол повёл, ордынцы ему помогли, на великое княжение посадили. И хотя они немало зла на Руси наделали, крови русичей пролили и многочисленный полон угнали, князь Андрей по воле хана Русью владеет.
Мысль, что хан отказал ему в своей поддержке, тревожит князя Андрея Александровича. Чем вызвал он недовольство хана Тохты? Ведь угождал, землю у ног его целовал, а уж сколько всякого добра, золота и серебра подарил и хану, и всем, у кого хоть малая власть в Орде была.
Теплилась у князя Андрея надежда, что Даниил не посмеет сопротивляться, миром уступит Переяславль, чай, понимает, на великого князя замахнулся, у кого ханский ярлык на господство…
Может, оттого Андрей Александрович и двигался не торопясь, словно давая брату Даниилу, князю Московскому, время одуматься. А когда переступили рубеж Переяславского княжества, прискакал дозорный из ертаула с недоброй вестью: у Клещина озера собралась рать князей Московского и Тверского и дружина переяславцев. Кроме конных гридней выставили князья ещё пеших ополченцев. Правое крыло московская дружина держит, в челе Михаил Ярославич, князь Тверской, встал, а по левую руку — переяславцы.
Позвал великий князь своих воевод, совет держал. Мялись они, никто первым не решался высказаться. Наконец князь Константин Борисович заявил:
– Как ты, великий князь Андрей Александрович, хочешь, а я своих гридней на истребление не дам, ты уж прости меня.
Его сторону принял и воевода Дрозд. Насупился великий князь, сказал резко:
– Устрашились воеводы.
– Пустые слова твои, великий князь, — недовольно промолвил князь Ростовский. — Аль недруги перед нами? Свои же.
– К миру с ослушниками взываешь?
– Кто ослушник, князь Андрей? — со смешком спросил князь Константин Борисович.
– Москва Переяславское княжество на себя приняла.
– По воле покойного князя Ивана Дмитриевича, — возразил ростовский князь.
– С Переяславским княжеством великому князю разбираться.
Пожал плечами Константин Борисович и встал:
– В таком разе и судитесь с Даниилом Александровичем.
Сказал и вышел из шатра, а за ним последовал воевода Дрозд.
Князь Андрей Александрович повернулся к боярину Ерёме:
– Вели дружине изготовиться в обратный путь. Поклонюсь хану Тохте, чтобы рассудил нас с Даниилом. Ежели так далее пойдёт, не будет сладу с Москвой.
Весёлым хмельным застольем прощались Даниил Александрович и Михаил Ярославич. Вместе с ближними боярами пировали на горе. Сошлись в хоромах покойного князя Переяславского Ивана Дмитриевича. А кому места в просторной трапезной не досталось, тем столы во дворе поставили, благо день погожий, тёплый.
По стенам трапезной — полки резные с посудой драгоценной, охотничьи трофеи, добытые переяславскими князьями, лук, который, по преданиям, повесил князь Ярослав Ярославич.
Князья Даниил Александрович и Михаил Ярославич сидели за дубовым столом на помосте, а ниже Юрий с Иваном да сын князя Тверского Александр, похожий на отца, — крупный, русоволосый, годами, как и Юрий.
Князья и бояре пили за дружбу, славили Всевышнего, что не довёл до кровопролития, и удивлялись, отчего хан, милости которого так щедро сыпались на великого князя, на сей раз не послал Орду на Русь.
– Мыслимо ли, — говорил Даниил Александрович, положив руку на плечо Михаилу Ярославичу, — брат на брата войной шёл!
Тверской князь кивнул, а Даниил продолжал:
– Мы с тобой, Михайло, от одних корней, Ярославовых, не забудем этого.
Иван к Юрию подался, шепнул:
– Предадут, ох как предадут, ровно Иуда Христа.
Александр услышал, однако не возразил. Может, и прав меньший Даниилович? Сыну тверского князя Иван не приглянулся: ни ростом не вышел, ни обличьем.
– Говорили, умом Бог не обидел, но как в том убедиться, коли Александр с Иваном редко виделись?
– И оное случается? — насмешливо спросил Юрий у брата.
– Свершится, брат, и мы станем тому свидетелями.
– Ужели?
– Вспомни Священное Писание: когда пропоют петухи.
Юрий повернул голову к Александру:
– Чай, слыхал, о чём Иван плёл, — так это хмель в нём взыграл, а то и потехи ради.
И поднял кубок:
– Мыслю, Тверь с Москвой одной верёвкой связаны, пока Владимир над ними стоит.
В самом торце стола теснились переяславские бояре со своим посадником Игнатом, они тот разговор слышали. Посадник переглянулся с товарищами. Те кивнули, будто ведая, о чём Игнат сказывать будет. Встал кряжистый, седобородый посадник, заговорил трубным голосом: