Надя промолчала. Что ж, и без слов всё понятно.

— Помогите одеться, пойду знакомиться с вашим Изыром.

Меня одели быстро. Даже слишком.

— А теперь все вниз, и меня с собой захватите.

Вот он, заветный ящичек, с полным комплектом тупых ножей. Режущие кромки тупые, а кончики, очень даже острые. Я твёрдо решил, что на МОЕЙ земле насильникам не бывать. И мне плевать, на местные законы. Здесь я закон. И я хозяин. И всё будет, по-моему.

— Где же он? — я лихорадочно перебирал трясущимися руками кухонные ножи. — А вот ты где завалялся.

Длинный нож, из нержавеющей стали, с тёмно-коричневой деревянной рукояткой, с просверленной в самом конце дыркой, предназначенной для кухонных крючков, сверкнул хромированным боком у меня в руках.

Теперь надо найти кусок верёвки.

— Вера, в твоей комнате, в комоде, моток верёвки лежит. Тащи его сюда.

Так, замечательно. Отрезав от мотка кусок капронового шнура сантиметров в двадцать, я протянул его в дырку на рукоятке ножа и, связав петлю, натянул её на руку. Чтобы нож не выскользнул из ещё слабой руки, особенно когда она запачкается кровью.

Надю с Верой я оставил в доме. Незачем им смотреть на то, что я собрался учинить со спасёнными товарищами.

— Это кто? — спросил я Еву, увидев шагающего вразвалочку на кривых ногах нам на встречу, засранца, держащего в руке тяжёлый дрын.

— Изыр, — прошептала Ева, и спряталась мне за спину.

Что ж, на ловца и зверь бежит.

Дикарь, заметив нас, улыбнулся сквозь грязную и плешивую бородку, поправил засаленную и подгнившую набедренную шкуру, перевязанную плетённым из травы ремешком, на котором висел мой колун, и нож подаренный мной Немо.

Подойдя ближе, похожий на бомжа гад, выставил вперёд дрын и, уперев его мне в грудь надавил, отталкивая меня назад. Я ему, понимаешь, не интересен. Его привлекала сексуальная Ева, с чисто вымытым телом и пышной копной чёрных коротких волос, не скрывающих больших миндалевидных глаз.

Сказать бы ему пару горячих, но… Говорить я не собирался. Потому что болтовня, в таком деле признак слабости. А с насильниками и захватчиками вообще разговоры противопоказаны.

Встряхнув правой рукой, я перехватил нож из обратного хвата в прямой, одновременно развернулся к дикарю боком, пропуская давящий дрын мимо себя.

Дрын скользнул по груди оставляя на ней царапину, и дикарь спеша сохранить равновесие сделал пару шагов вперёд, налетев на нож. Жидкая шерсть растущая на груди, не очень надёжная защита от холодной стали. Нож чиркнул по девятому ребру, и вошёл в волосатую, грязную грудь, снизу вверх, проткнув сердце.

Дикарь не сообразив, что произошло, размахнулся дубиной и медленно завалился назад, съезжая с пятнадцати сантиметрового клинка.

Вытерев нож о набедренную повязку трупа, я снял с него колун, и протянул Еве. — Держи ты, я не удержу.

Ева взяла колун в руку, покачала, примеряясь к весу, и сморщила носик. Тяжеловат он для неё. Но ей им не махать. Он нужен для представительности, и обозначения власти. Моей власти!

— Пошли, потом уберём эту падаль.

Перешагнув через труп, я подошёл к калитке и, набрав в грудь воздуха вышел к дикарям, сосредоточено ворошащими костёр.

— Ба… — вырвалось у меня в начале выдоха. — Бы, — добавилось в конце выдоха.

Пять штук дам, у двоих на руках были грудные дети, сидели кружком и что-то выкатывали из огня палочками. Я принюхался. Пахло печёной картошкой и жареным мясом. Уроды, ведут себя как хозяева, я что-то не помню, чтобы ко мне кто-то подходил и спрашивал разрешения. Взбесила меня не только украденная картошка, но и куча барахла вытащенная из моего сарая, в том числе и лопаты.

— Ах, суки…

Женщины между тем, не обращая на меня внимания, откатывали крупные картофелины и куски мяса в сторону, хватали жаркое помельче и, обжигаясь, запихивали себе в рот.

Ясно. Лучшие куски для подонков, а себе, что похуже…

— Встать, — гаркнул я.

Женщины вздрогнули от неожиданности и, посмотрев в мою сторону, продолжили заниматься своим делом. Катать угли из огня, и жрать.

— Подержи ка, — сняв с руки нож, я протянул его Еве, и вытащил из брюк ремень. Со снятым ремнём штаны повисли на бёдрах, и ходить стало неудобно. Да, особо и не пришлось.

Попеременно меняя непослушные руки, я загнал всю кодлу в угол около ворот и отделал по первое число. Шипение и вой прекратились на пятой минуте потехи, и перешли в жалобные всхлипывания.

— Что, суки дранные, хозяевами себя почувствовали? — я бил с остервенением, но с умом. Молодым мамашам, досталось исключительно ниже спины, а остальным без разбора, куда бог пошлёт.

— Ева, зови девчонок, а я пока с этими тварями потолкую.

И толковал ещё полчаса, пока Ева не привела Верку с Надей. Однако не торопилась, сводила моими руками свои счёты. Осуждать её не за что.