— Разве ты не понимаешь, это в тебе как ружье, готовое к выстрелу, — отчаянно воскликнула Лиза. — Только ты не должен позволить ему выстрелить. Ты в состоянии изменить себя сам, пока еще есть время. Ты можешь спасти и себя, и Энциклопедию…

Последнее слово прозвучало во мне, словно многократное эхо колокола. Оно прозвенело, как все те бесчисленные голоса, которые я услышал пять лет назад в Точке Перехода Индекс-зала Энциклопедии. А потом неожиданно достигло меня и вонзилось в меня, словно острие копья. Будто сияющий луч, разрезало оно темные стены, точно такие же, как те, среди которых я оказался в тот день в офисе Марка Торре. На мгновение тьма расступилась, и в ослепительном свете мне открылась картина: я под дождем, стоящий ко мне лицом Падма и мертвый человек, лежащий у наших ног.

Но я резко ушел от этого всплеска воображения, нырнул в комфортную тьму, и чувство силы и мощи вернулось ко мне.

— Мне не нужна Энциклопедия! — громко заявил я.

— Нет, нужна! — вскричала Лиза. — Все, кто рожден на Земле, и если Падма прав, то и будущие поколения всех шестнадцати миров нуждаются в ней. И только ты наверняка сможешь сделать так, что они ее получат. Там, ты должен…

— Должен?!

На этот раз я сам отшатнулся от нее. Неожиданно я почувствовал такой же взрыв ярости, какой лишь раз в жизни сумел вызвать во мне Матиас, но теперь ярость смешивалась с ощущением триумфа и могущества.

— Я больше ничего не должен! Не путай меня с прочими земными червями! Быть может, им и нужна ваша Энциклопедия! Но не мне!

Оттолкнув ее, я поспешил вниз по лестнице. Лиза что-то кричала мне вслед. До сих пор не знаю, какими были ее последние слова. Теперь, когда ушел Брайт, не было никакого смысла задерживаться тут.

Когда я вышел на свежий воздух холодной и безлунной ночи Фрайлянда, служащий парковочной стоянки сообщил мне, что старейший Брайт и его спутник уже уехали.

Они могли отправиться в любую точку планеты или вообще вернуться на Гармонию или Ассоциацию. Ну и пусть! Я и сам справлюсь с любыми неприятностями, с которыми Дэйв может столкнуться из-за того, что его пропуск не подписан ни одним из квакерских руководителей.

Я вернулся в космопорт и на первом же челноке отправился на орбиту, а оттуда — на Новую Землю. Но, немного поостыв в пути, я решил, что все же будет лучше еще раз попытаться получить вторую подпись на пропуске Дэйва. В случае, если нам придется расстаться на поле боя, я должен быть уверен, что Дэйву не грозит опасность.

После того как я упустил возможность получить подпись старейшего Брайта, мне ничего не оставалось, как направиться в штаб квакеров в Северном разделе. И поэтому, как только я очутился на орбите Новой Земли, я взял курс на Контревэйл, город в Северном разделе, расположенный в непосредственной близости от боевых порядков наемных войск Квакерских миров.

Все это заняло некоторое время. Только после полуночи я добрался из Контревэйла до полевого штаба сил Северного раздела. Мое удостоверение журналиста позволило мне проникнуть в расположение штаба, где было необычно пусто даже для ночного времени. Но когда я наконец притормозил у нужного здания, я был удивлен, заметив множество аэрокаров, припаркованных на офицерской стоянке.

И снова мой пропуск позволил мне беспрепятственно пройти мимо молчаливого, одетого во все черное охранника в приемную, разделенную надвое огромной перегородкой. Сквозь высокие прозрачные стены позади меня в свете ночных фонарей была видна стоянка. По другую сторону перегородки за столиком сидел только один человек. Им оказался капрал, на вид не старше меня, но уже с загрубелым лицом, на котором навсегда застыли следы угрюмой и безжалостной самодисциплины, характерной для многих из этих людей.

Он встал из-за стола и подошел к перегородке; я тоже приблизился к ней.

— Я журналист из Межзвездной службы новостей, — начал я, — Я ищу…

— Твои бумаги!

Голос его был резок и гнусав. Черные глаза буквально впились в меня. Угрюмое презрение, если не открытая ненависть, подобно искре, передалось от него ко мне, когда он протянул руку за документами, — и подобно льву, разбуженному от сна ревом врага, моя собственная ненависть инстинктивно рванулась к нему, даже не позволив мне хладнокровно оценить ситуацию.

Это был один из тех обитателей Гармонии или Ассоциации, которые избегали любых мирских удовольствий, будь то мягкая постель или полный желудок, к своей жизни относились как к испытанию, прелюдии к будущей жизни, доступной лишь тем, кто хранит настоящую веру, — и считали себя избранниками Господа.

Для этого человека не имело значения, что он всего лишь писарь, маленький чиновник — один среди тысяч ему подобных, а я — один из всего нескольких сотен журналистов, на все шестнадцать населенных миров, и человек образованный. Для него не имело значения, что я как стажер Гильдии могу свободно говорить с правителями планет. Все это ровным счетом ничего не значило, потому что он был одним из избранников Господа, а я вообще не принадлежал к его церкви. И поэтому он смотрел на меня как император на пса, которого он мог пинком в любую минуту отбросить со своего пути.