Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Идея запаздывающего развития России в начале века как в индустриальном, так и в коммерческом плане остается чрезвычайно распространенной на Западе. Но она в высшей степени не соответствует истине. Начиная с 1890 года благодаря бакинскому месторождению Россия вышла на второе место по мировой добыче нефти. Донецкий бассейн давал к 1890 году 2 миллиона тонн угля, а в 1900-м — 11 миллионов тонн. Производство стали увеличилось с 590 000 тонн до 3 миллионов. Протяженность железных дорог была 30 600 км в 1890 году и 54 000 км — в 1900-м. В результате реформ, проведенных Сергеем Витте, возросло производство легкой и тяжелой промышленности. В 1914 году французский экономист Эдмон Тери утверждал: «Если в 1912–1950 годах великие европейские страны будут развиваться такими же темпами, как в 1900–1912 годах, то к середине этого века Россия займет в Европе доминирующую роль как с точки зрения политической, так и с точки зрения экономической и финансовой». А позднее советский физик Орлов, член Армянской академии наук, признает: «Дореволюционная Россия занимала пятое место в мире по объему производства и первое место — по темпам промышленного развития». Постоянный прирост населения, составляющий 18 % в год, позволял рассчитывать, что к 1950 году народонаселение составит около 300 миллионов. В 1907 году число рабочих достигало 2 миллионов и продолжало быстро расти. Все это объясняло «постепенство» меньшевиков.

Социалисты-революционеры, последователи «народников» прошлого века, делали ставку на крестьянство, стремясь к тому, чтобы революция приняла крестьянский характер.

Две умеренные партии — социалисты-трудовики и народные социалисты мечтали о бескровном изменении режима.

Либеральная партия, не стремившаяся к революции, была образована в 1905 году. Эта партия, называющая себя конституционно-демократической, или партией кадетов, состояла в основном из интеллигенции. Ее члены — учителя, врачи, юристы, студенты надеялись когда-нибудь побудить самодержца Российской империи принять парламентскую систему, аналогичную парламентской системе Франции. Некоторые были готовы довольствоваться монархическим строем английского типа.

Существовала также партия октябристов, созданная после появления известного «октябрьского манифеста». Октябристы считали, что либерализм в России не должен идти дальше создания Думы и принятия конституции.

Русские монархисты и члены Союза русского народа показали себя яростными сторонниками автократии.

Деникин добросовестно изучил программы всех партий, и ни одна его не удовлетворила. Он считал все же, что программа партии кадетов была наименее неприемлемой. Деникин отправился в Саратов, более чем когда-либо убежденный в том, что будет держаться вне политики.

Казанский военный округ, куда входил Саратов, был одним из самых больших в европейской части России. В отличие от других частей страны, спокойствие здесь так и не восстановилось, и армия была вынуждена выполнять функции жандарма: в военных трибуналах судили за преступления и проступки, совершаемые гражданскими лицами, если они квалифицировались как анархисты. В Санкт-Петербурге считали, что правление необходимо поручить «сильной личности», и назначили командующим округом генерала Сандецкого, сторонника крутых мер. С первых же дней своего прибытия Деникин понял, что террор царит не только в гражданской сфере, но также и в военной.

Разместив мать и Аполлонию, полковник представился своему непосредственному начальнику, скромному, тихому человеку, боявшемуся впасть в немилость к Сандецкому.

— Добро пожаловать, Антон Иванович. Я полностью рассчитываю на вас. Принимайте решения, пишите рапорты; я буду только расписываться. Я хоть немного отдохну. Своими бесконечными вопросами и требованиями Сандецкий меня совершенно задергал…

Деникин, когда получил первую почту из Казани, сразу понял, что имеет в виду его начальник. Командующий военным округом хотел знать точное число верст, пройденных каждым пехотинцем со времени последних маневров, количество хлеба, выпеченного в каждой полевой пекарне, требовал сведений о поведении офицеров как на службе, так и во внеслужебное время. Членам трибунала он отдавал самые жесткие приказы, требуя за многие проступки и преступления высшей меры наказания.

Некоторые считали Сандецкого идиотом, другие утверждали, что он сумасшедший. Первый раз Деникин его увидел в Саратове. Он ошеломленно смотрел, как Сандецкий топает ногами и оскорбляет своих подчиненных. Все опасались за себя, боясь, что их не будут продвигать по службе и, возможно, даже понизят в должности. Ведь Сандецкий продвигал по службе исключительно тех, кто ему льстил, остальных же преследовал. Возмущенный такой глупостью и тиранией, Деникин решил начать борьбу с командующим округом. Бороться он мог только с помощью печатного слова. Он начал писать статьи о злоупотреблениях и проявлениях самодурства, свидетелем которых оказывался каждую неделю. Никакой реакции не было вплоть до того дня, когда появилась «юмористическая история» под заглавием «Сверчок». Ночин-Деникин рассказывал здесь об инспектировании одной из рот командующим военным округом. Описываются всевозможные нелепые истории, но в конце концов все уже заканчивается хорошо или как будто хорошо, когда инспектируемый капитан получает следующий выговор: «В роте полный порядок и чистота, но в кухне пел сверчок». Автор истории заключает: «Получив этот выговор, бедный капитан сам запел сверчком. С этим его и увезли в больницу». Эта подлинная история (с той лишь разницей, что сумасшедшим был собственный начальник Деникина, командующий 57-й резервной бригадой) достигла Казани в отсутствие Сандецкого, отправившегося на воды. Начальник штаба, знавший, кто есть Ночин, отдал приказ, чтобы Деникин предстал перед военным советом. Вернувшись на место, командующий округом на какое-то время как будто проявил здравомыслие и прекратил преследования.

Поскольку кампания в прессе не достигла своей цели — смещения Сандецкого, группа офицеров решила обратиться непосредственно к военному министру. Подробный рапорт о действиях командующего округом вернулся назад «для одобрения и уточнения» и лег на стол… Сандецкому. Единственным результатом этого демарша было преждевременное увольнение всех подписавших рапорт.

Деникин с отчаянием убедился в том, что все его усилия на местном уровне оказываются подобными подвигам Дон-Кихота. Но зато его радовали общевойсковые реформы, которые начали изменять лицо армии. Солдат стали учить читать и писать, все теперь получили право носить суконные шинели и иметь одеяла. Пехота теперь не подставляла себя, наступая плотными рядами, под огонь артиллерии, командирам вменялось в обязанность проходить занятия, «направленные к развитию военных познаний», проводились аттестации и проверки знаний старших начальников, оказывающиеся для многих непреодолимыми, в результате чего происходило омоложение кадров.

12 июля 1910 года полковник Деникин был назначен командиром 17-го пехотного Архангелогородского полка, расквартированного в Житомире, в 130 километрах от Киева и в 1500 километрах от Казани. Он с облегчением покидает Самару.

Архангелогородский полк был создан Петром I и собирался отмечать свое двухсотлетие. Его 3000 солдат и 100 офицеров слыли самыми дисциплинированными и хорошо обученными. Командующий Киевским округом, генерал Иванов, оказался полной противоположностью Сандецкому. Деникин почувствовал себя на своем месте. Он познакомился со всеми офицерами. В основном все они были русскими за исключением пяти-шести поляков, трех обрусевших немцев, одного армянина, одного черкеса и одного еврея-выкреста. Лицам иудейского вероисповедания не присуждались офицерские звания, однако военная карьера оказывалась открыта для тех, кто принял православие. Таким образом в русской армии оказалось какое-то число генералов еврейского происхождения.