– Алексею Максимовичу.

Он кивнул:

– Я его и так регулярно подогреваю. Ну, да ладно, не помешает.

Мы завезли пакеты. На скамейке перед зданием уже никого не было, значит, Наталья вняла совету и уехала домой. Мы уже из машины не выходили.

Анатолий вернулся в машину, улыбаясь:

– Максимыч заглянул в твои пакеты, сказал уважительно: "С понятием девка!"

Поскольку других дел пока не предвиделось, Анатолий повез нас домой. Я глянула на осунувшуюся от всех волнений мордаху Александры, полезла назад, поцеловала ее и сказала:

– Видишь, все налаживается. Сейчас поедем обедать, а вечером попробуем еще раз. Может, удастся встретиться с папой.

Она кивнула.

Анатолий спросил:

– Лера, ты гостей, часом, не ждешь?

Я уселась в кресло, посмотрела вперед и потеряла дар речи: перед нашей калиткой стоял джип Игоря и сам он, собственной персоной, стоял неподалеку от него, разговаривая с Михаилом Исааковичем, видимо, решившим прогуляться к морю.

Игорь довольно сердито посмотрел на меня и вместо приветствия сказал:

– Тебя вообще, можно куда-нибудь отпускать одну? Просил же, чтобы позвонила!

Я свалилась с высокой подножки джипа Анатолия и молча подошла к Игорю, обняла и спрятала лицо в рубашку. Уловила знакомый горьковатый запах и спросила:

– Игорь, я говорила тебе, что у тебя замечательная туалетная вода?

Я отстранилась, а он, все еще не выпуская меня, провел рукой по волосам и грустно сказал:

– Нет. Разве ты когда-нибудь что-нибудь делала так, как надо?

– Я Ленку убью! Просила же не рассказывать тебе! Это она тебе позвонила?

Он кивнул:

– А то. Позвонила, и я среди ночи поднялся и рванул к тебе. А где Данил?

Я оглянулась. Анатолий наблюдал за встречей со странным выражением лица. Видимо, от растерянности, он не разблокировал кнопки задних дверей, и Данька никак не мог выбраться наружу. Данил, наконец, покинул машину и присоединился к нашей живописной группе, заскакав вокруг нас.

Я познакомила Анатолия с Игорем, позвала всех обедать. Впрочем, Анатолий от обеда отказался. Договорившись заехать за мной в девять часов, он отъехал.

Дети ушли к телевизору, и мы остались вдвоем.

Игорь уселся в плетеное кресло, достал сигареты и твердо сказал:

– А теперь толково все расскажи. Только честно, и без бабских штучек. Я хочу помочь тебе, поэтому мне нужна вся информация, а не только то, что тебе кажется необходимым рассказать мне.

До этого я накрывала на стол, устраивала Игоря в гостевую комнату, потом мы с Сашкой мыли посуду, - в общем, возможности поговорить у нас не было. Я уселась напротив него и заерзала, не зная, с чего начать.

Прищурившись, он окинул меня внимательным взглядом:

– Загорела, похорошела невозможно. Влюбилась ты, что ли?

Я смутилась.

– Ты можешь мне не верить, но я рад за тебя.
– Он грустно посмотрел на кончик своей сигареты и вздохнул: - Жалко, конечно, что все это совпало с такими неприятностями. Надеюсь, что все вместе мы с этим разберемся. Да, кстати, я тут встретил своего старого знакомого, Михаила Исааковича Штильмана, он к этому делу тоже имеет отношение?

– Да, но только косвенное! Он должен был заверить завещание, но человек, который его собирался подписать, умер. А вот почему он не уезжает, я не знаю! Я и дома-то сегодня почти не была.

Игорь хмыкнул:

– Завещание, говоришь? Я, честно сказать, когда слушал Ленку, думал, она шутит. А у вас тут прямо, как в сериале страсти разыгрались! Садись-ка, подруга, и рассказывай.

Я воспротивилась, было:

– Да это долго!

– А я никуда не тороплюсь.

Игорь внимательно выслушал мою историю, помолчал. Потом попросил:

– Я хотел бы увидеть фотографию твоей матери.

Я кивнула. Поднялась в кабинет, сняла со стены фотографию родителей, принесла Игорю.

Он внимательно рассмотрел ее, задумчиво сказал:

– Ты очень похожа на свою мать. Неудивительно, что вокруг нее разгорелись такие страсти.

Он вернул фото. Наклонился вперед, прикоснулся рукой к моей щеке:

– Что это рожица у тебя такая печальная?
– Я заморгала, и он сердито сказал: - Только не реви! И вообще, ты мне мешаешь думать.

Он поднялся и отошел к ступеням, ведущим в сад. Молча постоял там минут пять. Он смотрел в сад, наполненный прозрачными летними сумерками. Потом повернулся ко мне: