Шрифт:
«Надо действовать! — велит себе Яан. — Надо действовать, действовать…»
— Следуй за мной! — велит он товарищу. Голова тяжелая. Он еще почти не отдает себе отчета, почему подходит все ближе к болоту, но чувствует, что начинает вызревать какой-то хитрый план.
— Скорее! — тяжело дыша, твердит он.
Они почти бегут.
Ребята на краю болота. Уже несколько раз они пересекли чавкающие под ногами поляны. Завеса тумана на болоте розовеет. Из-за горизонта высовывается морковно-красный край солнца.
— Скорее, дальше вперед! — приказывает Яан. — Ты вправо, я влево.
За мальчишками тащутся по болоту в разные стороны глубокие следы.
— Возвращаться будем осторожно по старым следам, — поучает Яан. — Чтобы осталось впечатление, что мы не вернулись… Понимаешь?
Мальчишки торопятся словно заведенные. Успеют ли?.. Или встретятся носом к носу с преследователями? Им невдомек, что на сухой земле в сумеречном подлеске они не оставили никаких следов.
Между канавами разрослись густые кусты ивняка. Это естественные шалаши с подстилкой из слежавшейся листвы. Осторожно сходят мальчики с тропы и, раздвинув ветки, залезают в кусты. С трудом, перебегая от куста к кусту, они спешат в сторону от своего прежнего пути к опушке леса. Осторожно, как дикие звери, они забираются в кажущиеся непроходимыми заросли и, тяжело дыша, ложатся.
Яана начинает трясти озноб. По всему телу распространилась слабость. Руку грызет острая боль.
— Отдохнем и… пойдем назад… — говорит Яан. — Спрячемся поблизости от блиндажа… Проведем разведку, тогда видно будет, что делать…
Это смелый и разумный план, и Урмас беспрекословно соглашается. Долго лежат они на земле среди зарослей.
— Если бы сейчас… глоток воды… — шепчет Яан. Его губы стали сухими и толстыми. Заметив, что Урмас встревоженно следит за ним, Яан болезненно улыбается и поднимается на ноги.
— Тебе плохо? — озабоченно спрашивает Урмас.
Все так же улыбаясь, Яан качает головой и произносит одно-единственное слово:
— Пошли!
Яану кажется, что он ступает по воздуху. Временами все расплывается у него перед глазами, и ему начинает мерещиться, что он сидит в цирке: на погруженной в сумерки арене жонглер бросает бесчисленные черные, желтые, красные кольца. Кольца летят сверкающими молниями к Яану и лопаются, оставляя дождь искр. Но затем сквозь арену снова проступает лес, и фейерверк рассеивается.
— Послушай, мы все-таки идем неправильно, — шепчет Урмас. — Мы идем совсем в другую сторону.
Яан тщетно пытается сориентироваться. Вместо головы у него на плечах словно бы тяжеленная чугунная гиря. Гиря гулко гудит и норовит свалиться то в одну, то в другую сторону. Все силы мальчика уходят на то, чтобы поддерживать равновесие.
— Иди… ты иди вперед, — шепчет он Урмасу. — Иди вперед!
— Осторожнее, Яан, осторожнее! — умоляет Урмас. — Нас могут услышать.
Яан кивает, но тут же спотыкается на ровном месте и с шумом валится на куст. Урмас подхватывает его под руку.
— Потерпи, Яан, — подбадривает его Урмас. — Потерпи…
Но Яану ненадолго хватает выдержки. Урмас чувствует, как тело товарища становится все тяжелее.
— Тебе очень плохо? — допытывается озабоченный, испуганный Урмас. — Ведь не очень, правда? Ведь не…
Яан не отвечает…
В это время Левша наклоняется над окровавленной повязкой возле родника. Удовлетворенно усмехаясь, он внимательно изучает истоптанную траву и направляется по следам к болоту.
Сальме
Незаметно загорается и становится все ярче тоненькая ниточка щели в дверном проеме. Она сообщает пленникам о том, что ночь миновала и занялся новый день. Что-то он им принесет?
Веревки, которыми их связали, больно впиваются в кожу, и измученные пленники застыли в каком-то странном состоянии. Это и не сон, и не бодрствование.
Руки Ааду стали почти бесчувственными. Но он все же ощущает, как по его голой руке ползет вниз что-то горячее. Рядом с его ухом прерывистое дыхание.
— Не плачь, — пытается он успокоить девочку. — Это не поможет. И… я не верю, что их застрелили.
Девочка всхлипывает и не отвечает.
— Пеэтер, спишь? — спрашивает Ааду.
— Нет, — слышится в темноте.
— О чем ты думаешь?
— «Думаешь»? О чем тут думать?! Хорошенькое место для раздумий.
— Все равно. Человек всегда думает. Я вот думаю о том, что когда-то читал. В книжках все казалось иначе. Например, «Молодая гвардия». Все там было ясно и просто, когда читал, думал: сам бы поступил точно так же. И если будут издеваться, или свяжут, или… плюнул бы им в лицо, зубами бы вцепился. И как умер бы — гордо! А теперь… — Ааду вздыхает и через некоторое время грустно добавляет: — Хочется спастись.