Шрифт:
Она чопорно скрутила нить, подняла шитье и встала:
— Позже я приду подвернуть твое одеяльце.
Глядя ей вслед, я прислушивалась к тихому шуршанию ее платья. Она вышла в коридор. Я выжидала, когда дверь ее спальни закроется. Уловив долгожданный звук, я захлопнула книгу. Телефон был рядом — на столике около кушетки. Меня обрадовало, что трубку взял Джеймс.
— Ты один? — спросила я.
— Не совсем, — ответил он.
Послышался треск и шорох, когда он понес телефон в другое место.
— Теперь я один, — сказал Джеймс. — Какие новости?
Я хотела сообщить ему о спрятанных фотографиях, но замерла, услышав странный звук. Через пару секунд до меня дошло, что это Кэти включила душ.
— А мне снова устроили разнос, — со смехом сказал Джеймс. — Митч провел со мной воспитательную беседу.
— Он бил тебя?
— Нет. Митч сказал, что я, возможно, буду видеть его с Либби. Но он запретил мне заниматься сексом в его доме. По крайней мере, до восемнадцати лет.
Мое сердце застучало в удвоенном ритме:
— Почему?
Джеймс снова засмеялся:
— Потому что Билли безответственный, незрелый и бесчувственный… — Джеймс сделал небольшую паузу, — юноша.
— И что мы будем делать?
— Все нормально, — сказал он. — Пока его нет, мы сможем заниматься, чем хотим.
Его слова успокоили меня. Я представила себе, что скоро снова окажусь в его постели. Цепь дней тянулась в вечность, но начиналась она завтра — со следующего поцелуя.
Отдаленный голос Митча заставил Джеймса замолчать.
— Что тебе нужно? — крикнул он, обращаясь к брату. Затем прошептал, уже мне: — Я должен идти.
— Спокойной ночи, — ответила я, и наш разговор оборвался.
Когда Кэти постучала в дверь и вошла в мою комнату, ее мокрые волосы были подвязаны сзади толстой резинкой. Без макияжа она выглядела моложе. Домашний наряд состоял из тапочек и фланелевого халата. Она держала в руке тонкую книгу. Бросив ее на прикроватный столик, она поцеловала меня в щеку. Я с отвращением посмотрела на брошюру. «Почему христиане должны встречаться только с христианами».
Наверное, Кэти считала ее кладезем мудрости — источником знания, который передавался от матери к дочери. Возможно, с таким же торжественным видом она показывала Дженни ритуальную глажку мужских рубашек и размораживание холодильника. «Интересно, — подумала я, — как Митч учил Билли становиться мужчиной? Брал ли он его на работу или просто показывал, как нужно бриться? Или обряды переходного периода стали анахронизмами?» Я попыталась вспомнить свои уроки. Мучилась ли я со стиральной доской? Чувствовала ли себя победительницей, ощипав свою первую курицу? К сожалению, у меня не сохранилось воспоминаний об этом времени.
Кэти остановилась у двери:
— Тебе хотя бы ясно, почему мы с папой не хотим, чтобы ты общалась с незнакомыми парнями в школе?
— Вы стараетесь защитить меня.
— Мы хотим, чтобы ты сделала правильный выбор и когда-нибудь вышла замуж за хорошего христианина.
— Ах, вот как!
— У нас с твоим отцом иногда бывают ссоры.
Она поправила пояс халата:
— Но тебе об этом незачем тревожиться.
То, о чем она промолчала, вызвало слезы на ее глазах.
— Посмотри, как я счастлива. В мире существует много женщин, подвергающихся побоям мужей. Некоторые из них не имеют собственных домов. Другие не могут накормить детей.
Она кивнула, соглашаясь с собственными словами:
— Мне очень повезло.
Я почувствовала, что должна была как-то подбодрить ее:
— Конечно, мама, ты счастливая.
Сон не шел. Я читала «Джейн Эйр». Когда часы показали 01:37, до меня донесся скрежет гаражных ворот. Я выключила лампу и отложила книгу на прикроватный столик. В коридоре заскрипели половицы, и ручка моей двери повернулась. Я закрыла глаза, стараясь не выдать себя каким-нибудь движением. Через миг дверь тихо затворилась, и я снова почувствовала тот же запах. Слабый аромат, который, как мне казалось, исходил от белой рубашки Дэна.
13
Когда Кэти позвала меня в Молитвенный угол, Дэн уже сидел на одном из трех стульев. Мне вручили дневник, и я начала записывать цитаты из Библии. Фразы пролетали мимо моего внимания: «мерзость для Бога»… «отверг слово Божье»… «наказан за неподчинение». Внезапно я поняла, почему дата 6 июля, встреченная мной в папке с надписью «Прогресс», показалась мне знакомой. Дневник Дженни начинался с даты 7 июля — ровно через день после того, как она принесла домой не совсем идеальный табель успеваемости. Кто-то вырвал все, что было в ее дневнике, и на следующее утро ей велели сесть в Молитвенный угол и аккуратно записать слова о чести отца и матери. Похоже, я нащупала край последних воспоминаний Дженни.