— Она не причинила мне боль. Она тоже любит тебя.

— Мне плевать.

Я смотрю в изумлении на него. И я шокирована тем, что у него все еще есть возможность потрясти меня. «Это — Кристиан Грей, которого я знаю». Слова Лейлы грохочут в моей голове. Его реакция на нее была настолько холодная и так противоречила человеку, которого я знаю и люблю. Я хмурюсь, вспоминая раскаяние, которое он чувствовал, когда у нее было расстройство, когда он думал, что мог бы в некотором роде быть ответственным за ее боль. Я сглатываю, вспоминая, также, что он купал ее. Мой живот мучительно сводит от этой мысли и желчь подкатывает к моему горлу. Как он может говорить, что не заботится о ней? Он ведь помог ей тогда. Что изменилось? Иногда, как сейчас — я просто не понимаю его. Он действует на уровне далеко удаленном от моего.

— Почему ты ее защищаешь? — спрашивает он, озадаченно и раздраженно.

— Слушай, Кристиан, я не думаю, что мы с Лейлой будем обмениваться рецептами и узорами для вязания в ближайшее время. Но я не представляла, что ты будешь так бессердечен с ней.

Его глаза застывают.

— Я уже говорил тебе, у меня нет сердца, — бормочет он.

Я закатываю глаза — о, теперь он ведет себя как подросток.

— Это не правда, Кристиан. Ты просто невыносим. Ты заботишься о ней. Ты бы не платил за уроки искусства и ее реабилитацию, если бы не заботился.

Внезапно, целью моей жизни становится стремление заставить его это понять. Его старание заботиться очевидно. Почему он отрицает его? Это подобно его чувствам к своей биологической матери. О, блин — конечно. Его чувства по отношению к Лейле и его другим сабмиссивам не связаны с его чувствами к своей матери? «Мне нравится хлестать маленьких девочек с каштановыми волосами как ты, потому что вы все похожи на первоклассную шлюху». Неудивительно, что он так безумен. Я вздыхаю и качаю головой. Вызвать доктора Флинна, пожалуй. Как он может не видеть этого?

Мое сердце разрывается из-за него на мгновение. Мой потерянный мальчик… Почему это настолько трудно — вернуться в контакт с человечеством? Ведь он проявил сострадание к Лейле, когда у нее было расстройство?

Он впивается взглядом в меня, его глаза, горят гневом.

— Это обсуждение закончено. Пошли домой.

Я смотрю на часы. Четыре двадцать три. У меня есть работа, которую еще нужно сделать.

— Слишком рано, — бормочу я.

— Домой, — настаивает он.

— Кристиан, — говорю я устало, — У меня больше нет сил спорить с тобой.

Он хмурится, как будто не понимает.

— Ты знаешь. — растолковываю я, — Я иногда делаю кое-что, что тебе не нравится, и ты придумываешь какой-нибудь способ отплатить мне за это. Обычно используя, что-то из сексуально-извращенного трахания, психоделического или жестокого. — Я смиренно пожимаю плечами.

— Психоделическое? — уточнил он.

Что?

— Обычно, да.

— Это было возбуждающе? — спрашивает он. Его глаза, теперь мерцают удивленным, чувственным любопытством. И я знаю, что он пытается отвлечь меня. Черт! Я не хочу обсуждать это в конференц-зале SIP-а. Мое подсознание исследует свои прекрасно наманикюренные ногти с презрением. Он не должен был поднимать эту тему здесь.

— Ты знаешь. — Я краснею, раздраженная им и собой.

— Я могу только предположить, — шепчет он.

Вот дерьмо. Я пытаюсь наказать его, а он меня путает.

— Кристиан, я…

— Мне нравится доставлять тебе удовольствие. — Он чувственно проводит большим пальцем по моей нижней губе.

— Да, — признаю я шепотом.

— Я знаю, — говорит он мягко. Он наклоняется и шепчет мне на ухо, — Это единственное, что я знаю. — О, он хорошо пахнет. Он распрямляется и смотрит на меня, его губы скривились в высокомерной, «я-так-владею-тобой» улыбке.

Поджав губы, я стараюсь остаться не чувствительной к его прикосновениям. Он настолько коварен в способах отвлечь меня от чего-то болезненного, или чего-нибудь, о чем он не хочет общаться. «И ты ему позволяешь», — трубит мое подсознание, все так же, глядя на свой конспект «Джейн Эйр».

— Это то, что было умопомрачительно, Анастейша? — подсказывает он со злобным огоньком в глазах.

— Ты хочешь список? — Спрашиваю я.

— Список? — Он довольный.

О, этот человек выматывает.

— Ну, наручники, — бормочу я, мой ум возвращается назад к нашему медовому месяцу.

Он морщит лоб и хватает мою руку, прослеживая пульс на моем запястье большим пальцем.

— Я не хочу, чтоб у тебя оставались следы.

О…

Его губы складываются в медленную плотскую улыбку.

— Идем домой. — Его тон становится соблазнительным.

— Мне нужно поработать.

— Домой, — говорит он более настойчиво.

Мы пристально смотрим друг на друга; расплавленные серые глаза в изумленные синие, проверяя друг друга, проверяя наши границы и нашу волю. Я ищу в его глазах объяснение, пытаясь понять, как этот человек может меняться от неистового любителя командовать — к обольстительному любовнику, за один вдох. Его глаза увеличиваются и становятся более темными, его намерение ясно. Он нежно ласкает мою щеку.