Корнуолл Бернард
Шрифт:
Уважение, которое Веллингтон испытывал к гверильясам, не распространялось на испанские регулярные части. Само появление под стенами Сьюдад-Родриго французов (с пушками или без) могло заставить гарнизон выкинуть белый флаг. С другой стороны, будь испанцы уверены, что британское войско на подходе, южная крепость не досталась бы противнику так легко. Но для того, чтобы бросить армию на выручку Сьюдад-Родриго, следовало взять Бадахос, и Веллингтон, как клещ, вцепился в своих генералов: дайте мне Бадахос!
В течение шести дней после пасхи среди развалин форта Пикурина установили тяжёлые орудия. Днём и ночью они вели огонь, не зная отдыха. Поначалу крепкая кладка стен держалась, но в один прекрасный момент поддалась и стала вываливаться целыми кусками под ликующие вопли чёрных от пороха канониров и стерегущей их от французских вылазок пехоты.
Ночью артиллеристы через раз простреливали обе бреши картечью, но обороняющиеся всё равно ухитрялись проложить края проломов шерстяными матами, и первые рассветные залпы вздымали облачка пуха. Только в клочья изорвав мягкое прикрытие, снаряды снова добирались до камня.
Запруда, сдерживаемая целёхонькой дамбой, всё так же преграждала прямой путь к городу. Не сумев подорвать плотину, британцы попробовали овладеть защищавшим её фортом. Пушки северной батареи засыпали его ядрами, пока пехота прокапывала ходы как можно ближе к укреплению. Тогда французы задействовали всю артиллерию восточной стены: от замка до бастиона Тринидад. Они в считанные минуты смешали подкапывающихся с землёй. И дамбу оставили в покое.
— Время! Дайте мне время! — недолеченный полковник Флетчер в сердцах хватил по карте кулаком. — Я инженер, а не чародей! А он ждёт от меня чуда!
— Жду!
Уэлсли вошёл неслышно, Флетчер заполошно подскочил и тут же скорчился от боли:
— Прошу прощения, мой Лорд! — тон, которым шотландец прогудел эту фразу, был далёк о раскаяния.
Веллингтон жестом отмёл извинения, кивнул собравшимся и присел. Майор Хоган, глядя на него, вспомнил, что командующему всего сорок три года. Выглядел он старше. Впрочем, эта осада всем им добавила седых волос. Хоган вздохнул. Сегодняшнее совещание, 4-го апреля, в субботу, будет похоже на все предыдущие. Веллингтон будет требовать от них, сапёров, невозможного, они — злиться. Всё закончится очередной склокой. Уэлсли развернул свою карту и прижал углы чернильницами:
— Доброе утро, джентльмены! Начнём с израсходованных материалов.
Глава артиллеристов протянул ему отчёт:
— Вчера мы потратили одну тысячу сто сорок три двадцатичетырёхфунтовых и шестьсот три восемнадцатифунтовых, — пушкарь говорил монотонно и устало, — Одно орудие потеряно.
— Каким образом?
— Взорвалась при выстреле, мой Лорд. Двадцатичетырёхфунтовик из батареи номер три. Шесть человек ранено, трое убито.
Веллингтон недовольно хмыкнул. Наблюдая за ним, Хоган подумал, что у командующего есть удивительный дар главенствовать в любой компании. Во внешности его не было ничего примечательного, разве что крупный нос крючком, да проницательные голубые глаза, но, когда он входил в помещение, будь это штабной шатёр или бальный зал, взоры присутствующих невольно приковывались к нему.
Скрипя карандашом, Уэлсли дописал заметку на клочке бумаги:
— Порох?
— Вчера прибыли восемьдесят бочек. Хватит на месяц стрельбы.
— Вот! Тогда можно будет и штурмовать! — буркнул Флетчер, — Простите, мой Лорд.
Уголки рта командующего приподнялись в слабом подобии улыбки:
— Полковник?
— Мой Лорд? — шотландец застыл, беспомощно глядя на Уэлсли.
Веллингтон продолжил:
— Полагаю, мы выслушаем вас в следующий раз, когда вы оправитесь от раны, а сегодня доложит замещавший вас майор Хоган.
Ирландец перелистнул блокнот назад:
— К нам перебежали два дезертира, немцы из гессен-дармштадтского полка, размещённого в замке крепости. Они высоко оценивают моральный дух осаждённых, мой лорд.
— Почему же они дезертировали?
— Брат одного из них служит у нас в Королевском Германском Легионе.
— А-а. Вы отправили их туда?
— Да, сэр. — Королевский Германский Легион всегда нуждался в рекрутах.
— Что-нибудь ещё?
— По их словам, в крепости на исходе ядра, но картечи и канистр для неё довольно. — Хоган говорил быстро. Командующий не любил, когда докладчик мямлил, — Горожане напуганы. Они боятся грабежа и резни в случае нашей победы.
— Значит, им стоило бы сдать город без боя.
— Население Бадахоса настроено про-французски, — горожан не раз видели на стенах, палящими по британским позициям. — Всем сердцем они желают нам поражения.
— И уповают на наше милосердие, если мы победим. — фыркнул Веллингтон.
Хоган пожал плечами. Ему, ирландцу, английское милосердие было хорошо известно. Народ Зелёного острова помнил зверства молодчиков Кромвеля в городе Дрогеда и Вексфорд. Победители согнали женщин и детей в церковь, подожгли её, а сами пьянствовали под вопли заживо сгорающих людей. Хогану пришло на ум, что в Бадахосе Тереза и её дочь, дочь Шарпа. На душе стало муторно.