По-прежнему никакого движения на площадке. Головы игроков склонились, словно они молились. Чем, впрочем, большинство из них, если не все, сейчас и занимались. Я подумал о том, что происходило в те минуты в голове Элвиса Медвежьей Лапы.

Вновь ожил барабан, разливая свое « пинг-пинг– ?гинг».Рука деда опустилась в корзину и извлекла третий шарик, который пошел вдоль ряда по старческим рукам в темных пятнах. Снова крик Джека Птицелова:

— ЕНН, ШЕСТЬ!

Такое маленькое число и так рано? Это был счастливый знак. И Дьяконы на краю поля пристально смотрели, как один из игроков шауни протянул руку и осторожно положил фишку из полированного черного камня на один из квадратиков своей ореховой доски.

Над толпой пронеслись приглушенные звуки ободрения. Даже знатные особы на сцене позволили себе негромким хором выразить свою радость. Игра начиналась необычайно удачно.

Мой дядя сказал:

— Хочешь еще индейки, чуч?

—На, — сказала тетя, протягивая мне большой кусок белого мяса в толстой коже. — Располагайся поудобнее. Похоже, день будет долгим.

На сцене барабанщик вновь начал свое дело.

День был необычайно теплым для весны, а на поле негде было укрыться от солнца. Мои глаза начали слезиться от бессонной ночи, и я то и дело закрывал их. Тетя Ди настаивала, чтобы я поспал, но я только закрывал глаза и думал.

Вскоре я потерял нить игры; у каждого игрока уже было по нескольку фишек на доске, и никто не мог уследить за всеми. Это, в конце концов, была работа Дьяконов.

Насколько я мог видеть со своего места, у Элвиса Медвежьей Лапы набралось довольно много фишек, хотя в этом не было ничего необычного. Когда он поднимал голову, чтобы послушать Глашатая, его лицо было непроницаемым.

Утро перешло в день, и солнце начало спускаться к западному краю горизонта. Тень солнечного шеста перед платформой становилась все длиннее. Над платформой был устроен большой, покрытый ветвями навес, чтобы укрыть знатных особ, но он уже не защищал их. Большинство из них щурились и заслоняли глаза руками. У деда Девять Убийц, разумеется, не было таких проблем. Он продолжал нырять в корзину и вытаскивать маленькие шарики, при этом все время глядя невидящими глазами прямо перед собой, в сторону белого жаркого солнца. Время от времени он останавливался, и тогда помощники закрывали крышку корзины, поднимали ее, держа за шесты, и хорошенько раскачивали ее из стороны в сторону, перемешивая шарики. Теперь она, по моим прикидкам, стала гораздо легче. Я думал о том, продлится ли Игра достаточно долго для того, чтобы потребовалось вновь наполнить корзину. Такого я никогда не видел, но знал: время от времени это происходит.

Эта Игра, похоже, становилась одной из долгих Игр. Два старших Дьякона уже проверяли запас факелов на камышовых настилах за платформой на тот случай, если игра продлится и ночью.

— БИ, ДВАДЦАТЬ ДВА! — прокричал Глашатай. В конце переднего ряда, недалеко от того места, где я сидел, игрок семинолов протянул руку и положил на свою доску фишку.

Солнце уже устраивало большое кровавое представление за деревьями и факелы уже были воткнуты в подставки и зажжены, когда это наконец случилось.

К тому времени я уже так устал, что едва следил за происходящим и поэтому пропустил крик Глашатая; вот почему я сейчас не могу вам сказать, что это был за шарик. Я сидел рядом с дядей Кеннеди, пережевывая медовую лепешку и стараясь не заснуть, и мои уши уловили крик Глашатая, когда он уже отбарабанил очередной набор бессмысленных звуков, но мой мозг уловил только то, что голос стал немного хриплым.

И тут мой дядя внезапно издал удивленный возглас. «Ям», — сказал он, и я сел и стал смотреть на площадку, и люди вокруг меня делали то же самое, и по толпе пробежал низкий возбужденный рокот.

Там, на площадке, Элвис Медвежья Лапа встал со своего места. Два Дьякона уже шли к нему, помахивая дубинками, готовые наказать за столь возмутительное поведение, но Элвис не смотрел на них. Он уставился на свою доску, словно она превратилась в мокасин.

Дьяконы остановились и тоже посмотрели на доску. Один из них что-то сказал, хотя с моего места слов нельзя было расслышать.

Вся толпа повскакивала на ноги. Как ни странно, это произошло почти в полной тишине. Даже ни один ребенок не заплакал.

Другие Дьяконы собрались у стола, а потом один из них рысью побежал к сцене. И вновь я не расслышал, что он сказал, но люди на сцене, очевидно, расслышали. Их лица сказали всем наблюдавшим, что наша догадка верна.

Группа Дьяконов рассыпалась, расходясь по местам, кроме первых двух, которые теперь стояли по обе стороны от Элвиса Медвежьей Лапы. Один из них ткнул его в бок концом дубинки.

Элвис Медвежья Лапа открыл рот. Из него вырвалось странное бульканье, но это было не то, что мы называем человеческой речью.