Результат же вышеописанного движения таков: если взять среднюю величину повышений и понижений цен товаров по отношению к их стоимости, или, иначе говоря, если взять периоды, в течение которых происходит выравнивание повышений и понижений — периоды, которые постоянно повторяются, — то средняя цена равна стоимости, а значит и средняя прибыль определенной сферы производства равна общей норме прибыли; ибо, хотя в этой сфере вместе с повышением или падением цен — или же вместе с увеличением или уменьшением издержек производства при неизменяющейся цене — прибыль повышалась или падала по отношению к своей прежней норме, все же товар продавался, в среднем для данного периода, по своей стоимости; следовательно, полученная прибыль равна общей норме прибыли. Таково представление А. Смита, а еще более — Рикардо, так как последний более определенно придерживается подлинного понятия стоимости. От них воспринял это представление также и г-н Родбертус. Но тем не менее это — неверное представление.

Что получается в результате конкуренции капиталов? Средняя цена товаров в течение какого-либо из периодов выравнивания такова, что эти цены в каждой сфере дают товаропроизводителям одну и ту же норму прибыли, например 10 %. Что это, далее, означает? То, что цена каждого товара на одну десятую превышает те издержки производства, которых он стоил капиталисту, которые капиталист затрачивает, чтобы производить этот товар. Если это выразить в общей форме, это означает только то, что капиталы равной величины приносят равные прибыли, что цена каждого товара на одну десятую превышает цену того капитала, который в нем авансирован, потреблен, или представлен. Но совершенно ошибочно утверждать, будто капиталы в различных сферах производят соответственно их величине одинаковую прибавочную стоимость {здесь мы совершенно отвлекаемся от того обстоятельства, заставляет ли один капиталист работать дольше, чем другой; мы предполагаем здесь для всех сфер одинаковый абсолютный рабочий день; различие абсолютных рабочих дней отчасти уравнено в рабочих днях различной продолжительности посредством интенсивности труда и т. д., отчасти эти различия выражаются лишь в произвольных сверхприбылях, исключениях и т. п.). Это — ошибочное утверждение, даже если исходить из предположения, что абсолютный рабочий день во всех сферах одинаков, т. е. даже если норма прибавочной стоимости предполагается данной.

При равной величине капиталов — и при указанном только что предположении — масса прибавочной стоимости, производимая этими капиталами, различна, во-первых, в зависимости от соотношения их органических составных частей, т. е. переменного и постоянного капитала; во-вторых, в зависимости от времени их обращения, поскольку это время определяется соотношением между основным и оборотным капиталом и различными периодами воспроизводства различных видов основного капитала; в-третьих, в зависимости от продолжительности периода производства в собственном смысле слова, в отличие от продолжительности самого рабочего времени [8] , что опять-таки обусловливает существенное различие в соотношении периодов производства и обращения. (Первое из указанных соотношений, а именно соотношение между постоянным и переменным капиталом, само может проистекать из весьма различных причин. Например, оно может быть только формальным — в том случае, когда обрабатываемый в одной сфере производства сырой материал является более дорогим, чем обрабатываемый в другой сфере производства, — или же это соотношение может проистекать из различной производительности труда и т. д.)

Итак, если бы товары продавались по их стоимостям, или если бы средние цены товаров были равны их стоимостям, то норма прибыли должна была бы быть совершенно различной в различных сферах производства; в одном случае она составляла бы 50 %, в другом — 40, 30, 20, 10 % и т. д. Если взять, например, совокупную массу товаров сферы А в течение года, то ее стоимость была бы равна авансированному в ней капиталу плюс содержащийся в ней неоплаченный труд. То же самое — в сферах В и С. Но так как содержащаяся в А, В, С масса неоплаченного труда различна, — например, в А больше, чем в В, а в В больше, чем в С, — то товары А давали бы своим производителям, положим, 3М (М — это прибавочная стоимость), товары В — 2М, товары С — М. И так как норма прибыли определяется отношением прибавочной стоимости к авансированному капиталу, а последний, согласно предположению, одинаков в сферах А, В, С и т. д., то, [451] — если обозначить авансированный капитал через Я, — различные нормы прибыли составят в этих сферах 3M/K, 2M/K, M/K. Конкуренция капиталов может, стало быть, выравнить нормы прибыли только тем путем, что она в приведенном, например, случае установит для сфер А, В, С нормы прибыли, равные 2M/K, 2M/K, 2M/K. Тогда А продавал бы свой товар на 1 М дешевле его стоимости, а С — на 1 М дороже. Средняя цена в сфере А была бы ниже, а в сфере С — выше стоимости товаров А, С.

Как показывает случай В, может, конечно, иметь место и совпадение средней цены и стоимости товара. Это происходит тогда, когда произведенная в самой сфере В прибавочная стоимость равна средней прибыли, когда, следовательно, в этой сфере различные части капитала стоят друг к другу в таком отношении, в каком они находятся, когда совокупная сумма капиталов, весь капитал класса капиталистов, берется как единая величина, на которую и исчисляется совокупная прибавочная стоимость, независимо от того, в какой сфере совокупного капитала она была произведена. В этом совокупном капитале выравниваются периоды оборота и т. д.; весь этот капитал исчисляется, например, как оборачивающийся в течение одного года и т. д. Тогда в самом деле оказалось бы, что любая доля этого совокупного капитала участвует в совокупной прибавочной стоимости пропорционально своей величине, получает соответственную часть прибавочной стоимости. И так как каждый единичный капитал приходилось бы рассматривать как пайщика в этом совокупном капитале, то отсюда следовало бы, что, во-первых, норма прибыли у этого единичного капитала такая же, как у всякого другого капитала, что равные по величине капиталы приносят равные прибыли, и, во-вторых, что масса прибыли — как это само собой вытекает отсюда — зависит от величины капитала, от того количества паев в этом совокупном капитале, которым владеет капиталист. Конкуренция капиталов стремится обращаться с каждым капиталом как с частью совокупного капитала и соответственно этому регулировать его участие в прибавочной стоимости, а значит, регулировать и прибыль. В большей или меньшей степени это удается сделать конкуренции путем производимых ею выравниваний. (Здесь не подлежат исследованию те причины, в силу которых в отдельных сферах конкуренция наталкивается на особые препятствия.) Это означает, попросту говоря, не что иное, как то, что капиталисты стремятся (а это стремление и есть конкуренция) распределять между собою все то количество неоплаченного труда, которое выжимается ими из рабочего класса, — или продукты этого количества труда, — не соответственно тому, сколько прибавочного труда непосредственно производит каждый особый капитал, а соответственно, во-первых, тому, какую часть совокупного капитала составляет этот особый капитал, и, во-вторых, соответственно тому общему количеству прибавочного труда, которое производит весь капитал, взятый в целом. Капиталисты, как собратья-враги, делят между собой добычу — присвоенный чужой труд, так что каждый из них присваивает себе в среднем такую же долю неоплаченного труда, какую присваивает и всякий другой капиталист [9] .

Это выравнивание осуществляется конкуренцией путем регулирования средних цен. Но сами эти средние цены оказываются выше или ниже стоимости товара — настолько именно, что данный товар приносит не более высокую норму прибыли, чем любой другой товар. Ошибочным, следовательно, является утверждение, будто конкуренция капиталов устанавливает общую норму прибыли посредством сведения цен товаров к их стоимостям. Напротив, конкуренция устанавливает общую норму прибыли как раз тем путем, что превращает стоимости товаров в средние цены, в которых часть прибавочной стоимости одного товара перенесена на другой товар, и т. д. Стоимость товара равна количеству содержащегося в нем труда, оплаченного и неоплаченного. Средняя цена товара равна количеству содержащегося в нем оплаченного труда (овеществленного или живого) плюс некоторая средняя доля неоплаченного труда, не зависящая от того, содержалась ли она в самом этом товаре в таком же размере или нет, иными словами — содержалось ли в стоимости данного товара неоплаченного труда больше или меньше.

Возможно — я оставляю это для дальнейшего исследования, не относящегося к предмету этой книги [10] , — что известные сферы производства работают при таких обстоятельствах, которые препятствуют тому, чтобы их стоимости были сведены к средним ценам в вышеуказанном смысле, т. е. при обстоятельствах, не позволяющих конкуренции одержать эту победу. Если бы так дело обстояло, например, с земледельческой рентой или с рентой с рудников (существуют такие ренты, которые следует объяснять исключительно только монополией, как, например, рента за пользование водой в Ломбардии, в некоторых частях Азии; также и рента с домов в той мере, в какой она есть рента земельной собственности), то в результате получалось бы, что, в то время как цена продукта всех промышленных капиталов повышена или понижена до уровня средней цены, цена продукта земледелия оставалась бы равной его стоимости, которая превышала бы среднюю цену. Существуют ли здесь такие препятствия, в силу которых из произведенной в этой сфере производства прибавочной стоимости присваивалось бы, в качестве собственности самой этой сферы, больше, чем должно было бы иметь место по законам конкуренции, больше того, что должно было бы соответствовать доле капитала, вложенного в эту отрасль производства?

Представим себе такие промышленные капиталы, которые не временно, а по самой природе своих сфер производства производят на 10 или 20 или 30 % больше прибавочной стоимости, [452] чем промышленные капиталы такой же величины в других сферах производства. Если бы такие капиталы, говорю я, были в состоянии, наперекор конкуренции, удержать за собой эту избыточную прибавочную стоимость и сделать невозможным, чтобы она вошла в общий расчет (в распределение), определяющий общую норму прибыли, то в таком случае в сферах производства, где действуют эти капиталы, мы имели бы двух различных получателей дохода: одного, который получал бы общую норму прибыли, и другого, который получал бы избыток, присущий исключительно данной сфере. Этому привилегированному загребателю дохода каждый капиталист, — чтобы иметь возможность вложить свой капитал в данную сферу, — должен был бы уплачивать, отдавать этот избыток, а для себя самого он, как и всякий другой капиталист, с которым он имеет совершенно одинаковые шансы, удерживал бы общую норму прибыли. Если бы таково было положение вещей в земледелии, то распадение здесь прибавочной стоимости на прибыль и ренту отнюдь не являлось бы доказательством того, что труд здесь сам по себе «производительнее» (в смысле производства прибавочной стоимости), чем в обрабатывающей промышленности; не было бы, следовательно, никакого основания приписывать земле какую-либо чудодейственную силу, что, впрочем, уже само по себе смешно, так как стоимость равна труду и прибавочная стоимость, следовательно, никак не может быть равна земле. (Правда, относительная прибавочная стоимость может зависеть от естественного плодородия почвы, однако это никоим образом не могло бы иметь своим следствием более высокую цену продуктов земли. Скорее наоборот.) Не было бы необходимости прибегать и к теории Рикардо, которая, будучи сама по себе неприятным образом связана с мальтусовской дрянью, приводит к гнусным выводам и, в частности, если и не противоречит теоретически моему учению об относительной прибавочной стоимости, то практически все же отнимает у него немалую долю его значения.