– Да, задача заманчивая, — согласился Букреев. — Человеку, который решит ее, нужно памятник из золота отлить.

– Не надо. Обойдусь.

– Ты хочешь сказать, что уже решил эту задачу?

– Ну, не совсем... И я тут, собственно, ни при чем: не мной придумано. На других-то заводах - пусть немногих - такая технология оправдала себя, а мы боимся. Чего? Затрат? Они быстро окупятся. Специалистами подсчитано: замена механической обработки штамповкой дает возможность на каждом миллионе тонн использованного проката сэкономить почти триста тысяч тонн металла, высвободить пятнадцать тысяч станков и сэкономить труд тридцати тысяч рабочих. Вот каков он, экономический эффект!

Букреев совсем зажмурился, спросил, не скрывая восхищения:

– Откуда у тебя берется все?

– От нужды.

– Ну, генератор чудес!

– Работающий на холостом ходу. Вернется Самарин и похоронит мои хрупкие мечты под грудами облоя и окалины, а меня положит под гильотинные ножницы для прямолинейной резки листового металла.

– Не похоронит. Вопрос о подготовительной смене можешь считать уже решенным. Я говорил с начальством, возражений нет.

Но Алтунин вроде бы и не рад такой легкой победе. Заговорил каким-то тусклым голосом:

– Спасибо за помощь. Только скажи мне, Олег Иннокентьевич, ты ведь Самарина знаешь не хуже меня, как он воспримет это да и все прочее, за что я, как ты говоришь, ухватился? По-партийному скажи; может, стоит подождать его возвращения? Может, у меня просто выдержки не хватило? Тебе-то положение в кузнечном цеху известно получше, чем Карзанову или Лядову. Как ты скажешь, так и буду действовать.

Букреев помолчал. Набил маленькую свою трубочку волокнистым табаком, раскурил ее и только после этого сказал:

– Оракулом любит быть Карзанов, а я, брат, в оракулы не гожусь. За Самарина судить не отваживаюсь. За нас с тобой - изволь. И ты и я привыкли уважать Юрия Михайловича. Уважаем и любим его и сейчас. Помним, что он помог нам сформироваться... Можем ли мы быть ему судьями, если даже он делал что-то не так? Вопрос чисто риторический... Мы ведь не собираемся судить его. Не ставим перед собой такой задачи. А вот ликвидировать выявившиеся изъяны в работе кузнечного цеха обязаны. И немедленно, не дожидаясь возвращения Самарина. Изъяны вскрыла компетентная комиссия, и не так уж важно, что председателем ее оказался ты. Пожалуй, это даже хорошо. Так что не казнись душой и начинай готовить цех к перестройке на новую технологию. С Клёниковым посоветуйся. Нельзя от него отчуждаться: вам вместе работать и работать. Он норовистый, переоценивает себя, но работу-то любит?

– Говорить с Клёниковым бесполезно.

– Это ты напрасно... Пусть человек выскажется до конца. Будь хозяином. Чутким, справедливым. Без особой нужды не наживай недругов. Старайся, чтобы тебя поняли, и тогда поддержка обеспечена. Не впадай в роль борца-одиночки. Людей, людей вокруг себя группируй, находи пути к сердцу каждого... И не обессудь за традиционный для секретаря парткома вопрос: художественную литературу почитываешь или руки не доходят?

– Не доходят, Олег Иннокентьевич.

– У меня тоже не доходят, но все-таки почитываю. И ежели честно признаться, необходимость эту ощутил я в полную меру, только став секретарем парткома. До того все больше на техническую литературу налегал. По специальности. А теперь почувствовал - этого мало. Руководитель современного производства должен быть не только технически подкованным, а и духовно богатым. Иначе не возьмешь рабочего человека за душу. А взять обязан. Одним лишь материальным стимулированием нынче не всегда добьешься необходимого эффекта, К материальным поощрениям привыкли: никого не удивишь премией, тринадцатой зарплатой, путевкой в дом отдыха. Случается, даже поощряем не того, кого нужно поощрять.

Алтунин понял: это камень в его огород. Недавно кузнец Недопекин заявил: "Не дадите премию, уйду на соседний завод". Помялись, помялись и уступили шантажисту: премировали. А в цехе начались разговоры: теперь премию дают не за работу, а за то, чтобы только не уходил с работы. Досадно, но факт: разгильдяй Недопекин, которого и к молоту подпускать не следовало бы, взял администрацию за горло и вырвал то, что по праву принадлежало кому-то из передовиков. Тот не умеет брать за горло - совесть не позволяет, а Недопекин только это и умеет. В тот же день он с дружками своими пропил незаслуженную премию в ресторане-столовой "Голубой пресс", надебоширил, попал в вытрезвиловку и там цитировал дежурному милиционеру Козьму Пруткова: "Мы труда бежим, на печи лежим". А спрос за все опять же с Алтунина: плохо воспитываете. К таким следует применять "отрицательное стимулирование". Недопекину за сорок, а ты его воспитывай!..

– Я постепенно прихожу к выводу, Олег Иннокентьевич, — сказал Сергей, — что самый отвратительный человек - это человек безответственный. Все за него отвечают, а он ни за кого и ни за что. Даже за свои слова не отвечает. Дает обещания, клятвы и тут же с холодным цинизмом нарушает их. Надует кого-то и зубоскалит: "Обманули дурака на четыре пятака!" Можно бороться с воровством, с пьянством, а с безответственным человеком бороться почти невозможно.

– Тут ты и прав и неправ, — усмехнулся Букреев. — Безусловно, прав в том, что безответственность отвратительна. Но бороться с ней и можно и нужно. Это качество не врожденное, а приобретенное. Так же, как и высокая ответственность, добросовестность.